Марина Серова: Девушка с легким характером [litres]

Аделаида Витальевна появилась минут через пятнадцать. Это была невысокого роста, немного полноватая женщина лет семидесяти с чем-то. Узнав, зачем я пришла, она пригласила меня в дом.

Мы вошли в прихожую – это если на городской манер. Но в жилище сельского типа это, кажется, называется сени. Из сеней дверь вела прямо на кухню. Стало быть, «удобства» во дворе. Из кухни хозяйка привела меня в одну-единственную комнату, правда просторную и светлую. Наверное, потому, что в ней было три окна. Занавески отсутствовали, видимо, Аделаида Витальевна их постирала или только собиралась отправить в стирку. На подоконнике стояли комнатные растения в простых пластмассовых горшках. Прямо посередине комнаты стоял старый прямоугольный стол, накрытый потертой клеенкой, и четыре стула. У одной стены находился платяной шкаф с зеркалом в дверце. Рядом со шкафом стояла односпальная кровать под тканевым покрывалом. Напротив нее расположился диван-кровать еще советских времен.

– Садитесь, – хозяйка указала на диван. – Так вы пришли поговорить о Клементине? – спросила Аделаида Витальевна, отодвинув один стул в сторону и садясь на него.

– Да, – сказала я. – Она ведь ваша родственница?

– Да. Можно сказать, что родственница, – усмехнулась женщина. – Мать Клементины доводится мне троюродной сестрой.

– Да? – удивилась я, прикинув разницу в возрасте между ними. Получилось, по моим подсчетам, что-то около сорока лет.

– Ну, так уж вышло. Мой двоюродный дядя женился третий раз на женщине моложе его на двенадцать лет. У них родилась Валентина.

Вот оно что! Тогда понятно.

– Скажите, Аделаида Витальевна, Клементина была здесь?

– Была. Приехала, сказала, что хочет пожить у меня какое-то время. Я говорю: живи сколько хочешь.

– А вы не спрашивали, почему вдруг она приехала, почему захотела пожить у вас? У нее ведь мать есть. Или она с ней не ладит?

– Да откуда мне знать, ладит или нет, – как-то безразлично ответила женщина. – Приехала и приехала.

«Ладно, спрошу у нее, когда Клементина уехала из Волынска».

Оказалось, что точно она этого не помнит.

– Старая я уже, – сказала женщина. – Я счет дням не веду.

«Старая-то старая, но ведь не столетняя же, – подумала я. – Это ведь надо же – такое безразличие, просто обеспечила крышу над головой, ни во что больше не вникая».

– Она и не так часто здесь появлялась, – продолжала Аделаида Витальевна, – как-то раз пришла почти под утро. Мы ж в одной комнате поместились.

– А она хотя бы попрощалась с вами, когда уезжала? – спросила я.

– Нет, уехала и все.

Я поняла, что больше мне от нее ничего не добиться.

Я вышла от Аделаиды Витальевны. У меня было такое ощущение, что Клементиной Новостроевской никто из ее родственников по-настоящему не интересуется. Ну, безразличие Аделаиды Витальевны еще можно понять, ведь девушка ей – седьмая вода на киселе. Подумаешь, дочь троюродной сестры, да еще и с огромной разницей в возрасте. Скорее всего, и с Валентиной они не виделись сто лет, эти троюродные сестры. Но Валентина! Мать называется! Да и Анастасия Александровна проявила себя тоже как-то формально. Если бы исчезновение Клементины не отразилось на ее бизнесе определенным образом – все-таки она заметный человек в городе, эта бизнес-леди, люди могут подумать, что она равнодушна к судьбе собственной племянницы, – думаю, что она бы и не обратилась ко мне за помощью. Вот Георгий Мараховский, как мне показалось, более всех озабочен тем, что могло произойти с девушкой, куда могла пропасть Клементина.

Я села в свою «девятку» и поехала к себе в гостиницу. Ехать пришлось по другой дороге: на той, по которой я приехала сюда, я увидела рабочих в ремонтной одежде и знак, запрещающий движение.

Примерно на середине пути показался пригорок, а из-за него, как волшебное видение, возникла церковь. Мне она напомнила картинки из сказки Пушкина о царе Салтане, которую я очень любила в детстве. Тут же я услышала торжественный перезвон колоколов. Видимо, это уже началась служба. Я услышала звучание мощного многоголосного хора. Но когда я подъехала совсем близко, то поняла, что все-таки это была не церковь, а монастырь. К тому же пение уже закончилось.

Я вышла из машины и вошла в монастырские ворота. Церковные фасады, видимо, совсем недавно обновили. Они были покрашены яркой краской, в основном голубой и желтой, которая гармонировала с пышно цветущими пионами и георгинами. По двору ходили монашки. Они были молодые, некоторые даже совсем юные. Но были женщины и постарше. Все они были одеты в черные длинные платья. Даже платки были черные, которые несколько оживляли белые отвороты.