Юлия Яковлева - Каннибалы [litres]

Она старалась говорить, как пятнадцатилетняя школьница на первой дискотеке: всех повели танцевать, а она вот подпирает стену. Белова слушала, не перебивая. Майя пела:

– Он вас так любит. Эванс. Он вас послушает. Он же меня даже не посмотрел!

Глаза ее налились влагой. Белова молчала, даже не мигая. «Вот тупая», – подумала Майя. Выкатила слезу. Утерла тыльной стороной руки другую.

– Это так несправедливо…

Наконец Белову пробило.

– Ты зря так переживаешь, – сказала она.

– Да? – глаза Майи почти высохли. «Тушь бы не размазалась», – деловито подумала она, проведя пальцем под глазами.

– Да. Конечно, – заверила Белова.

– Вы так думаете? – в сердце Майи забилась надежда: «Офигеть! так просто»… Пусть, пусть замолвит словечко. Если за Майю попросит она, Эванс, скрипнет, скривит рожу, но не откажет. Не ей. Не сейчас, когда она для него amazing bitch. Майя, как все танцовщики, знала, что такое связь между хореографом и главной исполнительницей его заново рождающегося балета. Это не секс, это сильнее секса, сильнее любви, сильнее всего.

Белова кивнула уверенно:

– Да. Абсолютно.

Теперь Майя ей даже посочувствовала: «Она точно ку-ку». Ощутила собственное превосходство. Пусть Белова и прима, но ду-у-у-ура. Лохушка. Такую развести можно на что угодно – как нечего делать. А потом через нее… Открывались большие возможности. Майя изобразила овечий взгляд:

– Точно?

– Да-да, – подтвердила Белова. – Точно! – И пояснила: – У тебя же шага нет…

У Майи вытянулось лицо, но Белова и не заметила.

– И плие сухое. Колени вылетят сразу, зачем тебе это? – деловито рассуждала она. – И стопы в пятой не смыкаются. Ты зря на него обиделась. Не переживай. Все честно. Он прав. Не потянешь.

…Вытянулось – и окаменело. «Офигеть, – подумала Майя. – Ну и сука».

Лицо Беловой было спокойным, светлый взгляд не выражал ничего, кроме уверенности человека, разъяснившего трудный вопрос.

– Большое спасибо, – процедила Майя, отвалилась, разогнула ноги, встала. – Что вы мне все так подробно объяснили.

– Конечно, – кивнула Белова, все так же не мигая. – Пожалуйста.

И снова занялась туфлями.

Закончив шить, Даша обрезала нитку, смотала тесемки. Уложила туфли. Проверила еще раз, не потеряла ли чужой телефон, слепой и немой (не потеряла). Пошла в буфет. После репетиции хотелось есть. От белковой смеси Эванса толку оказалось мало.

Набрала тарелочек, мисочек, надела на бутылку с водой стакан, и лавируя подносом, принялась высматривать свободный столик. В этот час буфет был полон. Даша торчала, как каланча. Соображала, к кому можно подсесть, а к кому – не стоит. Все выглядели одинаково чужими. Она старалась найти хотя бы менее незнакомые лица.

Где-то под ее подносом говорили:

– Ну так и брось его! Чего ты?

– Подожду. Пусть мне сначала пальто зимнее купит. А потом брошу.

Даша посмотрела – девочки сразу умолкли. Потом одна все же спросила:

– Хочешь, садись к нам? – и тут же потянула за спинку стул, приглашая.

– Спасибо.

Даша поставила поднос, села. Ковыряя в салате, исподтишка разглядывала соседок по столу. Купальники дешевые – марки Гришко. Кофты в колтунах. Кордебалет. От зарплаты до зарплаты. Даша и сама знавала, как это: первый свой сезон в Питере она уже танцевала ведущие партии, но по ведомости числилась в кордебалете – всех выпускников зачисляли сперва в кордебалет, разбирались потом. Жила в общежитии. К концу месяца ешь только гречневую кашу. На другое денег нет.

Девицы собрали пустые тарелки.

– Увидимся на сценической, – кивнули ей.

– Увидимся.

Схватили свои подносы. Выпростали из-под стола ноги, показав дешевое трико и туфли, полученные от театра, из своих мастерских. В моде Даша разбиралась лишь настолько, чтобы отличить пиджак от юбки, а сапоги от сандалий. Зато про балетные туфли и одежду понимала все. Туфли у девочек были с громоздкими носами, пахнущие картоном и клейстером, еще по старым лекалам. Дашины туфли шились на заказ в Лондоне: в мастерской хранились деревянные колодки, выточенные по форме ее стопы.

А как была одета Майя? В свитер. В кроссовки. Это не помогало.

«А вдруг и эта Майя – как они?» Даша ковыряла вилкой свекольный салат. Ужасно: терпеть рядом кого-то, только потому что тебе нужно пальто. «Ну да, ни шага, ни плие. Но может, просто лишние деньги за «Сапфиры» – очень сейчас нужны? Майе этой…» Салат пускал бордовый сок, но тоже не давал ответа.

Боброва не подстрелили в девяностые, не посадили по уголовной статье в «нулевые», а в десятые – по экономической. Хотя причин получить пулю или сесть, хоть по уголовной статье, хоть по экономической, у Бобра было предостаточно. Столько, что знать их все не мог ни один человек, кроме самого Бобра. Столько, что никакой удачи, никаких мозгов не хватило бы, чтобы выскочить. Но Бобр был жив и на свободе.