Юлия Яковлева - Каннибалы [litres]

– О’кей.

Отпил чай.

Востров уже вещал дальше:

– Еще плюс в балете: собственная ложа у компании. Хочешь, сам с семьей ходи. Хочешь, сотрудников премируй. Хочешь, гостей приводи. Особенно иностранцев. Не на Красную же площадь их тащить. Ты смотри, еще вот так с гостями походишь. Потом сам ходить начнешь, не по работе. Втянешься. А потом тебя уже от балета за уши не оттащишь. Хоть диссертацию пиши.

Говорил и думал: так некстати вышло с этой сучкой балериной. И чего царю приспичило ее в Москву тащить? Трансфер оплати – раз. Зарплату ей пробашляй – два: а то в бюджете театра, видите ли, не заложено. Да еще и квартиру ей в Москве купи – три. Причем не говно в новостройке, а трешку возле театра, но чтобы в тихом переулке. В самом центре Москвы! И еще целый балет ей купи! «Сапфиры» эти сраные… Если бы не балет, никто бы никогда и не заметил, что со счетов «Гидро» деньги уехали погулять на маленький симпатичный остров в Карибском море, известном своей рыбалкой и офшорами. Востров ненавидел балет.

– Главное, что теперь между нами все ясно, – говорил он. – Я за полную прозрачность. Чтобы сразу увидеть проблему. А увидел – сразу на стол. На стол переговоров. И сразу решить. Прозрачность – основа доверия.

Было видно, что Востров очень доволен – собой и разговором. Лицо Бориса было приветливым – то есть не выражало ничего.

Оба тепло попрощались. Петр тотчас поднялся из кресла, со скрипом его отпустившего. Востров пожал руку и Петру. Рука оказалась не липкой и мягкой, а теплой и сухой.

Лифт напоминал капсулу для переноса во времени. На лицо Бориса легли синеватые тени. Левую руку он держал слегка на отлете, как что-то гадкое. Двери сомкнулись. Скольжение вниз не чувствовалось. Борис с чмокающим звуком вырвал из кармана синюю резиновую перчатку. Выпустил с нею резкий, не резиновый запах:

– Нажми «стоп»!

Петр ударил по кнопке. Лифт встал. Левую руку Борис сунул в перчатку. Дернул за ремешок на запястье, перчатка герметично закрылась. Борис рванул ремень на брюках. Брюки упали гармошкой вниз. Борис выхватил из внутреннего кармана пиджака шприц. И быстро всадил себе в ляжку, нажал на поршень, выпуская в мышцу антидот.

«Мог бы предупредить», – хотел заметить Петр, но раздумал.

Борис поморщился, выдергивая пустой шприц. Выступила капелька крови.

– Откуда? – кивнул на шприц Петр.

– От Костаки.

Банкира Костаки отравили в Питере в 1995 году. Оба помнили этот случай. Только с разных сторон. Петр тогда служил в милиции, Борис прислал на похороны венок.

Костаки затеял Союз бизнесменов, и его интересы столкнулись с интересами действующего Союза банкиров. А Союз банкиров поддерживало ФСБ. Экспертиза установила «неизвестное фосфороорганическое вещество, данных о котором обнаружить не удалось». То ли яд был новым. То ли секретным. А может, и новым, и секретным. Такие яды разрабатывались в лаборатории КГБ.

На том дело и закрылось.

С тех пор звезды на погонах Соколова стали генеральскими. Первый человек, к кому стоит обратиться, если тебе нужен тихий яд. Последний человек, с которым стоит иметь дело, считал Петр и не собирался этого скрывать:

– Это не вариант.

Борис подтянул брюки. Застегнул ремень. Стащил перчатку, сунул в нее шприц, замотал плотно. Отдал Петру. И только после этого смог посмотреть ему в глаза своим обычным взглядом – спокойным:

– Можно подумать, я хотел.

Дальше ехали в молчании, оба смотрели перед собой. Оба были слегка недовольны друг другом, и каждый – сам собой.

Снаружи их сразу прихватил осенний ветерок. Облепил ноги брюками. Не ветерок даже – сквозняк, гулявший между башнями Москва-сити, искусственно возникавший между слишком тесно поставленных стен.

Зазвонил телефон.

– Да, – ответил жене Петр.

– Про анализы помнишь?

– Конечно.

– Целую.

– И я.

Борис нырнул в подкатившую машину. Петр сел рядом, приятно было почувствовать в салоне сухое тепло.

– Я сойду на Садовом, – сказал он вперед, в спину водителю. Затылок кивнул.

– Куда ты сейчас? – наконец нарушил молчание Борис.

– В спортзал. Потом с женой в «Потомки».

Борис кивнул:

– Удачи. С «Потомками».

И больше до самого Садового не сказал ни слова. Но Петр видел, что тот озабочен. «Еще бы нет», – подумал Петр: мерзавцем Борис не был.

На Садовом кольце выскочил на тротуар, когда машина сбавила ход до черепашьего – останавливаться совсем здесь было запрещено. Махнул рукой. Автомобиль замигал поворотником, выгребая обратно на полосу. Борис кивнул ему через стекло. И тут же машину проглотил поток, редевший на Садовом только по ночам, но даже ночью не иссякавший полностью.