Юлия Яковлева - Каннибалы [litres]

Глядя на его подстриженные ступеньками виски, Борис еще надеялся, что ошибся: много в Москве дешевых парикмахерских, в них ходит много разных мужиков. Зря.

– Полковник Антонов, – повернулся и протянул для пожатия руку.

Борис встряхнул ее. Отодвинул тяжелый театральный стул, сел. Сел и Дюша – получился треугольник.

– Интересное место, для встречи, – заметил Борис, показал голосом неудовольствие: оторвали от работы, притащили, что, мол, за дурацкая конспирация?

– Интересное, – согласился Антонов. – Сам понимаю. Но не в ресторане же беседовать.

Это верно: разговор в ресторане можно прослушать с улицы, припарковав автомобиль с оборудованием у огромного окна-витрины. Было бы желание.

– Да и неуютно у нас. Чтобы к нам приглашать, – откровенно огорчился Антонов.

«Располагает, сука», – подумал Борис. Меньше всего ему и правда хотелось быть замеченным на Лубянке.

– А здесь ваше присутствие не вызывает вопросов, – пояснил Антонов. – Господин попечитель.

– Председатель попечительского совета, – уточнил Борис.

– Точно! – поддержал Бобр, и Антонову: – Учи матчасть!

Держался Дюша борзо, и Борису это особенно не понравилось.

– Это ты учи, – не стушевался Антонов.

Они перекидывали реплики, как мяч. Как давно сыгравшиеся партнеры.

– Мне не надо. У меня блистательная память, – парировал Дюша.

– С этим не спорю, – вдруг поднял руки Антонов. – Имена, даты, обстоятельства, суммы.

– …Прописью и налом, – быстро вставил Дюша, подмигнув Борису.

– Я что-то не догоняю. Вы уж извините, – Борис закинул ногу на ногу, а руки – на спинку стула: поза, которая должна показать, что он нисколько не нервничает, он их не боится. А взмокшие подмышки все равно скрыты пиджаком. А втянувшихся яиц все равно не видно.

– Господин Бобров – наш идеальный свидетель, – радушно глядел полковник Антонов на Дюшу. – Свидетель-феномен. С огромным стажем.

– Я знаю все – про всех, – деланно скромно потупился тот. От этой клоунады Борис испытал тошноту ужаса.

– Ну-ну, – холодно пригласил собеседников он. – Я само внимание.

– Вы, Борис Анатольевич, здесь скорее не внимание, а прямая речь.

– Не понял.

«Не говорить больше, чем тебя спрашивают» – зажегся в голове стоп-сигнал. И все-таки Борис сказал:

– С генералом Соколовым я почти не знаком. Ничего ценного сообщить не могу.

Получилось выразить даже и досаду по этому поводу.

– О господи, – чуть ли не всплеснул руками Антонов. – Ну вы тоже, не драматизируйте. Соколов – простой аппаратчик. Одной ногой на пенсии. Он больше никому не интересен. Что бы там ни обещало всему миру ФБР. Вот увидите, они еще поймут, что он их надул. Чтобы получить убежище и все остальное. Ничего у него нет.

Бобр скрестил руки, как бы собирая себя потуже:

– Я вот с ним вообще не знаком. Это кто такой?

Антонов и ухом не повел, обращался к Борису:

– В текущей ситуации враги нашей страны объединяются, и любая наша разобщенность может сыграть им на руку.

«А как же. В одной лодке. В одной горсти держим все яйца», – с непроницаемым лицом слушал его Борис. Антонов вещал:

– Ситуация требует от всех нас сплоченных действий. А вам даже и делать сейчас ничего не нужно. Ничего даже подписывать не требуется. Просто изложите, все, что знаете. Ясно, логично. Все детали не нужны. Только те, что проясняют мысль.

– Говорить буду я! – опять вырвался к рампе Дюша.

– Господин Бобров будет говорить, – подтвердил Антонов. И глядел так мягко, в глаза, как дедушка Ленин с портрета на первоклашек, когда маленький Борис думал: «Отпроситься в тубзик или нет?», – хотя ему не надо было в туалет, а просто хотелось сбежать: от училки, от жесткого края парты и стула, от одноклассников. И солгать этому мягкому взору было стыдно. Тогда. Сейчас – просто опасно.

– Где?

– Вы, ваше имя вообще никак фигурировать не будете, – заверил Антонов.

– Да где?!

Они посовещались одними глазами, Антонов дал добро:

– В Следственном комитете.

И Дюша склонился, уперся себе в колени:

– Слушай сюда. Такая штука тут. Я пою в СК. Как надо. Но мне надо знать что. Чтобы присел клиент – надежно. По делу. Чтобы никакой адвокат не подкопался. Потому что! Правду – не сборешь!

Борис тут же понял до сих пор таинственную неуязвимость Бобра для органов правопорядка. Он был «нужным кадром» с «огромным стажем». С его помощью вот уже много лет сажали тех, кого нельзя было оставить на свободе.

Борису показалось, что потолок двинулся на него. Пошел вниз. В висках стучало.