Ольга Гаврилина - Самый обычный день

– Уже неплохо! – Лола, полностью одетая, стояла в боевой готовности. – Я спускаюсь, потом договорим!

Она чмокнула в щеку Николу.

– Блокнот оставлю тебе, ладно?

– Оставляй, – благодушно согласился он, – я подойду к вам минут через двадцать. Где у вас съемки?

– Наверное, опять к мельнице поедем, это на окраине города, – Лола махнула рукой в нужную сторону, – уточнишь тогда у кого-нибудь. Все, я побежала!

Сильвия тюкнула тяпкой по земле, попала по камню, раздавшийся неприятный скрежет прошелся по сердцу.

Конечно, муж прав, поздно что-либо сажать, но работа в саду успокаивала. Большинство фруктовых деревьев уже отцвело, а растения и многолетние цветы зеленели в полную силу. Но она с калабрийским упорством врезалась в еще мягкую, податливую после весенних дождей почву.

На крыльцо вышел Вальтер, молча закурил сигарету.

Сильвия отложила тяпку, взяла железный совок, сделала ямку и распрямилась.

– С полицией все закончилось или опять могут вызвать?

Охотник неопределенно пожал плечами.

Когда Вальтера отпустили, а случилось это только на следующий день, изволновавшаяся Сильвия набросилась на него с вопросами, но он угрюмо молчал. И только за обедом ей удалось вытянуть из мужа, что помимо объяснений о том, почему он отправился прямиком к мельнице и фонтану, где в канале сразу же обнаружил труп ребенка, ему пришлось подтвердить свое местонахождение в момент убийства Андреа.

Несмотря на то что Вальтер, как она знала, иногда охотился в той стороне, такая быстрая находка тела удивила и ее, а когда он сказал про алиби, она окончательно разнервничалась.

Они почти не разговаривали эти дни, и, замкнувшись как в одеревенелых коконах, каждый размышлял о своем.

Такое положение дел напомнило ей долгое время кризиса их отношений, когда неделями они могли не проронить ни слова. Вальтер пропадал у своего друга, который недавно сошелся с Донателлой, что не только заливало женщину бешеной ревностью, но и по-своему унижало – у Донателлы было две дочки от первого брака, Манола и Патриция, а Сильвия даже после цикла дорогостоящего лечения так и осталась бесплодной. С тоской подозревая, что в полной семье с детским щебетом в доме Вальтер ищет то, чего не смогла дать ему она сама, Сильвия горько плакала по ночам, а иногда даже строила планы мести.

Она забывалась в мелких делах, в которых муж совершенно перестал помогать, но мучительные думы не оставляли ее. «А не выпроводить ли Вальтера «третьим лишним» в дом к другу? Вот и посмотрим, как он попляшет! А лучше отправить на родину, в Австрию, чтобы вообще не видеть…» – размышляла она, прилаживая новую ножку к уличному столу. Старая окончательно подгнила и валялась тут же, и женщина вдруг подумала, что она стала похожа на этот кусок дерева, изъеденный муравьями, как она – тяжкими мыслями…

– Не так! Давай мы сначала получше к крышке прикрепим, а потом вкопаем! – рядом стоял Вальтер.

Она вспомнила, как вздрогнула тогда и поняла, что он наблюдал за ней. Местоимение «мы», которое давно уже не произносилось в этом доме, резануло слух.

Они долго возились с крышкой, которая была инкрустирована мелкой мозаикой и поэтому весила прилично, потом вырыли яму в новом месте, решив, что под гранатом лучше, потом нанесли на толстую ножку специальное покрытие «в две кисточки», чтобы не ели насекомые, и только в сумерках Сильвия протерла поверхность и залюбовалась – так ровно и удачно стоял стол на новом месте. Не сговариваясь, Вальтер принес из дома бутылку вина, а Сильвия стаканы и свечу. Они выпили и закусили гранатом с дерева. Кожица его лопнула, и Вальтер легко разломил плод пополам, правда, запачкав все пальцы бордовым тягучим соком. Сильвия захмелела сразу же и, чтобы окончательно не опьянеть, побежала в дом, принесла немного прошутто, быстро нарезала салями, схватила домашний хлеб с толстой хрустящей коркой и несколько салфеток. Они вдыхали прохладный ночной воздух и разговаривали, как раньше. А когда стало совсем холодно, они ушли прямиком в спальню, так и оставив на столе остатки еды, стаканы и догоравшую свечку. В ту ночь они занимались любовью, как в молодости, отчаянно и радостно.

На другой день утром Сильвия проснулась от умопомрачительного птичьего гвалта. Она выглянула в окно – в саду пировали воробьи, верещали, дрались, вытаскивали из-под носа у неуклюжих голубей куски хлебной корки, разрывали остатки прошутто. Неповоротливая чайка стояла в центре, выдалбливая сильным клювом середину горбушки, изредка тюкая по темечку близко подскакивающих птах, которые тут же упархивали с истошным криком.