Дело, по всем признакам, было как раз для них. Много лет они занимались розыском пропавших людей. Положа руку на сердце, с учетом возраста Гройса, следовало ожидать, что расследование будет недолгим.
И все-таки Илюшина что-то смущало.
– Значит, Михаил Степанович приехал в Москву чуть больше полугода назад, – задумчиво сказал он.
– Чуть больше, – согласился Моня.
– Во вторник вы планировали сыграть с ним в преферанс.
– В преферанс, – эхом откликнулся Моня.
– Он возобновил общение, поскольку вас связывают теплые воспоминания.
– Воспоминания… – вздохнул Моня.
– О том, как вы облапошили Хрящевского на сто пятьдесят миллионов, – не меняя интонации, сказал Макар.
Верман так и подпрыгнул.
– Это была самозащита!
– Или на сто восемьдесят?
– Хрящевский был бандит! Он убил бы нас!
– Хотя я не удивился бы и двумстам [1] Макар вспоминает дело, описанное в книге «Алмазный эндшпиль».
.
– Дворкин, да скажите же ему!
Сема потер нос.
– Видите ли, Макар… – начал он.
– Я вижу, что вы оба что-то утаиваете, – перебил Илюшин. – Хотите, чтобы мы начали искать вашего Гройса? Я не против. Но тогда рассказывайте все. А благостную историю о пожилом джентльмене, скромно проводящем время за преферансом с друзьями, оставьте полиции.
Сергей Бабкин, который невозмутимо перекатывал во рту зубочистку, выплюнул ее и поднялся со стула.
– Макар, все это можно сформулировать куда короче.
Он оперся ладонями о стол и мрачно осведомился, обращаясь к Моне:
– Во что вы опять влезли?
Тот издал было протестующий возглас. Но Дворкин махнул рукой:
– Расскажите им, Верман.
Моня вздохнул и рассказал.
Идея принадлежала Гройсу. Старая добрая афера с бриллиантами – что может быть респектабельнее? На выставке драгоценностей появлялся представительный пожилой господин в слегка старомодном костюме. Старомодность внушает доверие.
– Самым сложным оказалось собрать предварительную информацию, – сказал Верман. – Нам требовалась правильная выставка.
– Правильная выставка – это та, на которую попадают правильные люди, – тихо добавил Сема.
– Толстосумы? – спросил Сергей.
– Лучше, значительно лучше! Их жены.
Выставки драгоценных камней бывают разные. Те, на которые можно попасть, заплатив за входной билет двести рублей, троим мошенникам не подходили. Не годились даже те, где билет стоил пятьсот. Они ждали мероприятий, объявления о которых не вешаются на столбах и не появляются в прессе. Туда приходят те, кого устроители называют «избранным кругом», и этот круг не платит за вход.
– Пригласительный Гройсу получить не удалось, – сказал Верман.
– Пришлось нарисовать, – вздохнул Дворкин.
…Старый джентльмен в костюме-тройке и при золотых часах, цепочка которых свисает из кармана, неспешно бродит по выставке. Время от времени он достает складную ювелирную лупу и склоняется над заинтересовавшим его камнем. Иногда обменивается приветствием с кем-нибудь из гостей, так что у наблюдателя создается впечатление, что он знаком минимум с дюжиной из присутствующих. Одышливому толстяку джентльмен воодушевленно жмет руку и расспрашивает о делах. Бедняга расстается с ним в полной уверенности, что память ни к черту – он не в силах, как ни пытается, вспомнить этого благообразного господина.
Но Гройс здесь не из-за него. Его улов ходит рядом, шуршит юбками, вздыхает над ожерельями и браслетами, сверкающими под грамотно поставленным светом.
Бриллианты рассыпают снежные искры. Изумруды холодны и прекрасны, как вечность. Розовый сапфир нежнее лепестка шиповника, синий ярче волны.
Хороший драгоценный камень поет, и это пение сирены. Смотри на него, дыши им, впитывай его цвет, впадай в безумство.
Легкая утрата критичности восприятия – как раз то, что нужно старику, кивающему тебе с мягкой улыбкой.
Если бы Михаил Гройс родился волком, в подведомственном ему лесу были бы самые здоровые лоси на всю округу. Добычу он определял с безошибочностью матерого хищника.
Завести будто бы случайный разговор – дело одной минуты. И вот Михаил Степанович уже рассказывает новой знакомой, что он здесь, собственно, по работе. В чем она заключается? Он инвестирует в драгоценные камни.
– Гройс работал виртуозно, – сказал Верман. – Я сам торгую сорок лет и знаю, как продать курицу женщине, которая пришла за десятком яиц.
– Курицу, козу, сенокосилку и девять соток под Воронежем, – буркнул Дворкин.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу