Виктория Платова - Увидимся в темноте

– Ну-ка?

– Начинал в семидесятых прошлого века, а шороху еще в студенчестве наводил, во ВГИКе. Считался очень многообещающим, но со своими тараканами. Плохо адаптирующимися, так сказать, к советским реалиям. Плюс какая-то трагическая история любви, из которой Шапсай едва выкарабкался. Но из-за этих тараканов его запихнули на какую-то республиканскую студию вроде «Таджикфильма», дебют снимать. И он таки снимает – мощнейший по тем временам фильм. Да и без времен – мощнейший, потому что взять его захотели сразу несколько фестов категории «А». Канны, Венеция, далее везде.

– Это в семидесятые-то? – усомнился Брагин. – С «Таджикфильма»?

– А что не так? И тогда фильмы из совка отбирали. Учи историю кино, лапоть.

– Мне как-то без надобности. Тем более что ты мне и так все расскажешь.

– Расскажу, куда же я денусь? Так вот. Его киношку чуть ли не контрабандой показали отборщикам, и те на задницы попадали. В один голос сказали, что это русский Пазолини.

– Не знаю… По мне, так Пазолини сильно на любителя. – Брагин решил блеснуть познаниями, почерпнутыми в свое время у Кати.

– Ну, может, не Пазолини. Может, Фассбиндер.

– Тоже на любителя.

– Не угодишь тебе. Короче, речь шла о ком-то по-настоящему великом. О гении. А он с этим гением вровень. Понятное дело, никто никуда не поехал, фильм положили на полку, как клевещущий на социалистический строй. Но работы парня не лишили. И даже предложили постановку, что при тех раскладах было немыслимо.

– А он что?

– Согласился. А куда деваться? Снимать-то хочется. Короче, сунули ему в зубы какой-то дрянной сценарий на производственную тему. Так он из него умудрился такой детектив замутить, что Хичкок побежал бы к пруду с изменившимся лицом.

– Ну, это ты преувеличиваешь.

– Разве что слегка. Но тут уж никто возиться с парнем не стал, а просто выкинули его из кинематографа.

– Ну, и к чему ты мне все это рассказал?

– Просто чтобы ты знал, с чего все началось. Шапсай, конечно, пытался бороться, пороги обивал. И помогала ему в этом Барская, Полишина мать. Относилась прямо как к близкому родственнику. И в открытую всем заявляла, что Кирюша – гений… она его так и называла – Кирюша. И что не давать Кирюше снимать – преступление перед киноискусством. Но даже Барская, со всем ее авторитетом и партийным мужем, ничего поделать не могла. Единственное, что ей удалось, – сунуть Шапсая в ЛИКИ [6] ЛИКИ – до 1993 года – Ленинградский Институт киноинженеров. , третьим подползающим, но с правом читать какие-то там лекции. О кино, естественно. Так через год эти лекции полгорода слушать ездило. Студенты и сочувствующие на люстрах висели. Правда, продолжалось это недолго, его и из института попросили. Поскольку лекции у него были странные, никак не вяжущиеся с построением коммунизма. Оголтелый фрейдизм, порочное ницшеанство и прочая-прочая… В общем, он уехал куда-то на юга. В глухую провинцию у моря, прям как у поэта… Писал сценарии в стол, что-то пробовал снимать на ручную камеру. Правда, никто этих кадров не увидел…

– Ну а хеппи-энд будет?

– Смотря для кого, – честно признался Грунюшкин. – Вернее, для чего. Когда мы… еще общались, Полиша показала мне один из его сценариев. Замусоленная такая рукопись с дарственной надписью мамаше-редактору, что-то типа «дорогой Агнии – коленопреклоненно». Но сам сценарий – это было нечто. Жесткий, идеально выстроенный, и диалоги на отвал башки. Я уже молчу о самой истории. Психологический триллер о серийном убийце, причем самой высокой пробы. Если бы кто-то взялся тогда – сорвал бы джекпот. Да и сейчас сорвал бы.

– Что же Полина сама не взялась? Раз она такой профессионал, как ты говоришь. Времена-то давно изменились, слава богу. Снимай что хочешь.

– Не всё… – Леха тяжело вздохнул. – Знаешь ведь, что не всё.

– Ну, мне-то без разницы. Я в кино не хожу и телевизор не смотрю.

– Зря. Иногда полезно от работы отрываться.

– Оторвался уже как-то.

Грунюшкин, выглядевший после выпитого пива слегка подшофе, посмотрел на Брагина неожиданно трезвым взглядом.

– Хочешь поговорить об этом?

– Не хочу.

– Смотри. А то мы все про Полишу…

Опять эта проклятая Полиша, как же она бесит Брагина – вот прямо до зубовного скрежета!

– Слушай, Леха. Ты ее так и называл? В бытность вашего тесного общения? Полиша?

– Так и называл. А что?

– Ну, теперь понятно, почему она тебе отказала. Кто же подобное издевательство над своим именем выдержит? Полиша, мать твою!