Ольга Володарская - Осколки хрустальной мечты

Она сидела напротив Матвея, спокойная и с виду совершенно безобидная. Даже не верилось, что эта бабуля убийца. И ладно бы в далеком прошлом Анна Ивановна лишала людей жизни, лет тридцать назад, к примеру. Матвей знал одну пожилую «мокрушницу», которая по молодости замочила мужа и его любовницу, и даже не в состоянии аффекта, застав их на супружеском ложе за прелюбодеянием. Заподозрив супруга в неверности, она стала следить за ним, все выведала и, когда он в очередной раз наведался к своей даме на стороне, хладнокровно убила обоих. Жили они в деревне Клубника, где двери не запирались. Женщина вошла в дом и зарубила топором спящих в обнимку любовников. Села за это на двадцать пять лет, а откинувшись, зажила обычной жизнью. Коров пасла, огород возделывала. Но как только в деревне произошло убийство, все на нее показали пальцем. А на кого же еще? Пока мокрушница с зоны не вернулась, все было спокойно.

Матвей тогда только начинал работать, и его отправили в Клубнику, ставшую за это время частью города. Мокрушница виделась ему злобной старухой, похожей на ведьму из сказки, а оказалась она милой старушкой в платочке и валенках. Не верилось, что она могла кого-то зарубить. Как показало следствие, к преступлению, что расследовал Абрамов, она не имела отношения, но два убийства тридцатилетней давности точно были на ее совести.

Сейчас же Матвей смотрел на тетечку, что за неделю замочила двоих. И тоже не в аффекте, а по умыслу.

– За что же вы их, Анна Ивановна? – обратился к ней Абрамов.

– Кого именно?

– Злату и Николая.

– За дело.

– А поподробнее?

Он приехал в ДК без ордера, хотел сначала просто побеседовать с Кулеж. Она привела его в свой кабинет, снова предложила коньяку, но Матвей отказался – ему нужен был трезвый взгляд на вещи. Помада «Шанель» стояла на столе.

– Можно? – спросил он.

– Губы покрасить? – усмехнулась Кулеж.

– Просто посмотреть. Тон понравился.

– Когда успел его оценить?

– Вы при мне ее доставали в вечер убийства. Не помните? – Она качнула головой. – А я отметил, что такая пошла бы моей девушке. Это ведь «Пурпурная роза»?

– Она самая.

В этот момент в директорский кабинет ввалился старший опер Котов, да не один, а с Юркой Артюховым.

– Анна Ивановна, – обратился он к Кулеж, – мы приехали, чтобы взять слюну на анализ у вас и еще некоторых фигурантов, проходящих по делу об убийстве.

– Это еще зачем?

– Чтобы провести ДНК-тест.

– А если я откажусь?

– Ваше право. Но мы все равно возьмем у вас анализ, только через несколько часов, когда получим ордер.

Кулеж враждебно на него глянула и сказала:

– Уйди!

– Извините, конечно, но я представитель власти, а вы – подозреваемая.

– Уйди, говорю! Рожа мне твоя не нравится. Я буду говорить с ним, – и качнула головой в сторону Матвея. – Он тоже представитель.

Бернард, естественно, не желал плясать под дудку Кулеж, как и уступать Абрамову, но унял гордыню – вышел. Артюхов следом и двери за собой затворил.

– Я правда подозреваемая? – спросила Анна Ивановна.

– Да.

– Это из-за дурацкой помады?

– В том числе. Не нужно было целовать жертву. На шее остались следы слюны. – Он не был в этом уверен, сочинял на ходу. Импровизировал, как и Котов, скорее всего. – Глупо было следовать сценарию фильма. В жизни все не так, как на экране… – Она молча кивнула. – Анна Ивановна, я хочу вам напомнить о том, что признание вины смягчает меру наказания.

Кулеж резко встала, и Матвей напрягся.

– Не ссы, – успокоила его директриса. – Я таблетку хочу выпить, башка раскалывается. В последнее время постоянно болит, то слабо, то сильно. К врачу надо бы сходить, но я их боюсь, а больше – диагноза. Вдруг что-то серьезное?

Она достала из сумки пачку сильных обезболивающих и закинула в рот сразу две таблетки. Запила их остывшим чаем, что стоял с утра, если не со вчерашнего дня.

– У меня такое хорошее предчувствие было, – сказала Анна Ивановна, снова усевшись на стул. – И так мне фартило… Но прокололась на мелочи.

– Вы сейчас делаете признание? Если да, то его надо запротоколировать.

– Я просто с тобой беседую, остальное – потом. Сейчас просто хочу выговориться.

Но вместо того, чтобы начать рассказ, она закрыла глаза и погрузилась в странное состояние, похожее на летаргию.

– С вами все в порядке? – поинтересовался Матвей.

– Нет. Голова все еще болит. Жду, когда пройдет. Не торопи…

И он не стал.

Когда минут через пять Анна Ивановна открыла глаза, в них не было муки, одна усталость, и Абрамов задал ей первый вопрос: