Энн Кливз - Рассказывая сказки [litres]

Прошло уже много времени, но Майкл по-прежнему отчетливо помнил эту встречу. Он много раз возвращался к ней в своих мыслях. Она была как сказки о чудовищах и великанах, к которым в мыслях возвращаются дети: они страшные, но хорошо знакомые, и в этом можно найти утешение. Мысли об этой встрече не давали ему думать о худшем. О Джини, висящей в камере на куске простыни. О том, что он заблуждался насчет своей единственной дочери.

Итак, Уинтер появился у него на пороге. Дело было в январе или феврале, почти год назад. Майкл открыл дверь только потому, что думал, что это парень из супермаркета принес его продукты. Обычно он не отвечал на звонки. Не было у него времени на всяких торговцев и попрошаек.

Но в дверях стоял этот человек. Уинтер. Майкл не узнал его. На нем было коричневое шерстяное пальто, типа таких, какие во время войны носили офицеры флота, только на Уинтере был надет капюшон – надвинут прямо на лоб, – из-за чего он скорее напомнил Майклу монаха.

– Мистер Лонг, – сказал он. – Можно мне зайти на минуту?

Майкл хотел было захлопнуть дверь у него перед носом, пробормотать что-нибудь о том, что ему неудобно, но мужчина подошел очень близко к Майклу, так что он почти почувствовал его дыхание, и сказал тихим голосом проповедника:

– Речь о Джини.

Этого он никак не ожидал и от удивления отступил назад. Уинтер воспринял это как приглашение войти.

– Может, сделать нам обоим чаю? – сказал он. Майкл был так смущен столь близким контактом при встрече, что ничего не смог ответить. Уинтер снова принял его молчание за согласие. Он вошел на кухню, как у себя дома, наполнил чайник доверху, даже не подумав о том, что так потратится больше электричества.

Они сели в маленькой гостиной. Она была заставлена остатками мебели, которую Майкл привез из дома в Пойнте, и они почти что уперлись коленями, сидя в больших креслах.

– Что вам до Джини? – резко спросил Майкл. Он помнил это как сейчас. Он наклонился к Уинтеру, надеясь вызвать в нем такую же панику, какую почувствовал только что сам. – Что вам до Джини?

– Я ее инспектор по условно-досрочному освобождению, – сказал Уинтер. – Мне нужно подготовить отчет.

– Она получила не условное. Она получила пожизненное. И отчетов написали достаточно.

Слишком много отчетов. Все допытывались. Все пытались найти кого-нибудь еще и обвинить в том, что сделала Джини. Им с Пег, конечно, никаких копий не давали. Из этого процесса они тоже были исключены. Но он догадывался, что их имена там фигурировали. Виноваты же всегда родители. В отчетах наверняка писали, что они никогда не понимали Джини, не давали ей то, что ей было нужно. Он догадывался обо всем этом по тому, что говорилось на суде.

– Это другое, – сказал Уинтер. Его голос был как у заносчивого учителя, когда он говорит с бестолковыми детьми. Терпеливый, но как будто это терпение стоило ему огромных усилий. Как будто он был настоящим ангелом, раз ему это удается. – У Джини скоро появится право на досрочное освобождение. Если ей позволят снова жить в обществе, я должен буду осуществлять за ней надзор.

– Они же не думают выпустить ее?

– А по-вашему, не следует этого делать?

– Просто кажется, что она пробыла за решеткой совсем недолго. А после того, что она сделала с той девчонкой…

– Знаете, она все еще утверждает, что невиновна… – Он замолчал, как будто ждал реакции Майкла. Майкл сидел, уставившись в маленькое окошко, затянутое паутиной так, что не было видно улицу. Он был не в состоянии принять мысль о том, что его дочь могут скоро выпустить. – Боюсь, то, что она настаивает на своей невиновности, не поможет ей получить разрешение на условно-досрочное освобождение. От заключенных ждут, чтобы они работали со своим преступным поведением и демонстрировали раскаяние в содеянном. Я пытался ее в этом убедить.

– Не думаю, что у нее получилось бы раскаяться.

– Я в этом деле недавно, мистер Лонг. – Уинтер наклонился вперед, и Майкл почувствовал его дыхание, запах мяты, маскирующий запах чего-то острого, съеденного накануне. Не выпивки, конечно. Уинтер просто не мог быть пьяницей. Слишком безжизненный. – Но я не нашел записей о ваших визитах к дочери.

– Пег навещала, пока со здоровьем не стало совсем плохо. – Слова вырвались сами, Майкл не успел заставить себя замолчать, хотя сам себе поклялся, что не скажет Уинтеру ни слова. Он подвозил жену в дни посещений, высаживал ее прямо у ворот тюрьмы, потому что каждый раз, как они приезжали, дул ветер и дождь бил в лицо. Потом он парковался на парковке для посетителей и сидел в машине перед газетой, раскрытой на руле, не читая ее, пока люди не начинали выходить из ворот. Он удивлялся тому, как обыденно все они выглядели, родители и мужья заключенных там женщин. С расстояния он не мог отличить Пег от других.