Евгения Кретова - Неслужебный роман

Вчера вечером он собрался сам и увез тетю Свету. Та, конечно, любопытно вертела головой, поглядывая то на меня, то на племянничка. Но Столбов сказал, что ему позвонили с работы и ему надо срочно ехать.

Хоть на это мозгов хватило.

После его отъезда я ушла к себе. Разговаривать ни с кем не хотелось. Объяснять что-то – тем более. Я легла и притворилась спящей.

На душе было гадко и противно. Словно перебирало липкими холодными лапками стадо лягушек. Или как там называются лягушачьи популяции?

Пару раз около двери осторожно скрипели чьи-то шаги, но никто не посмел зайти. И мне, наконец, удалось подумать.

Шесть лет.

Черт возьми, как много и как мало.

Я уже забыла его. Руки, глаза, волосы. Его голос стёрся из моей памяти, покрывшись толстым слоем пепла.

И вот на тебе. Появился, и сердце, словно предатель, опять стучит неровно. И руки дрожат. И дышится с трудом. С обидою.

Пашка, в общем, неплохой парень: внимательный, заботливый. Только очень уж ему хотелось славы и высот. Мы с ним были красивой парой, так все говорили. Он – высокий, с прямым и властным взглядом. Я – ослепительно рыжая, яркая. Лучшие студенты на курсе. Блестящие перспективы.

И вот «всплыл» мой старый, всеми забытый, ничем более не подтвержденный диагноз.

И всё в один миг рухнуло.

Я попала в «серые» списки. О серьезной работе, карьере можно было забыть.

Господи, у меня до сих пор мурашки по коже, как вспомню то время…

Пашка, кстати, держался. Доказывал. Убеждал. Поддерживал. Однажды пришел ко мне с огромным букетом сирени, глаза горят, щеки пунцовые.

– Лидка, – говорит, – выходи за меня!

А потом с ним переговорил его научный руководитель, и еще завкафедры… И Пашка сник.

Помните, у Есенина?

…Лицом к лицу,

Лица не увидать,

Большое видится на расстоянии…

Пашка тоже стремился « за новой жизнью, новой славой ».

Я так и не смогла сказать своим, что случилось. Сказала: «Решили расстаться». А что, зачем и почему – не смогла.

И все эти годы старалась вычеркнуть из своей памяти эту историю.

Я встала ночью, когда окончательно стихли все шаги в доме. Осторожно спустилась на первый этаж. Устроилась на веранде, укутавшись в большой мамин платок.

Где-то тоскливо пел сверчок.

Скрипнула дверь, и на пороге появилась Женька, заспанная и всклокоченная. Присела рядом.

– Лид, мы все поняли только одно: что мы ничего не поняли, – я закрыла глаза. – И что не всё знаем, тоже поняли. И лезть к тебе не будем с вопросами. Не прячься от нас, хорошо?

Она порывисто обняла меня и проскользнула в дом.

А я подумала: может, оно всё к лучшему? Может, мама права? «За плечами, не должно оставаться незавершенных дел», – так, кажется? Может, действительно всё должно «перегореть в пепел»? Никто не говорил, что лекарство должно быть сладким, а исцеление – мгновенным и безболезненным. Может, что-то должно произойти, чтобы сердце томно не сжималось от его прикосновений? Чтобы голос не дрожал?

Я резко встала. Прошлась по веранде, словно взвешивая свои силы.

Снова села. Мысли кружились в вальсе. А в голове начал созревать план.

К вечеру опять начал моросить дождь.

Наташка с Женькой азартно разгадывали кроссворд. Отец, лениво подремывая, читал книжку, иногда вздрагивая от резкого хохота девчонок. Мама убежала «ловить» тесто, так как сегодня очень захотела покормить нас пирожками с картошкой.

Я, собственно, эту картошку и чистила, когда у ворот зашуршал гравий. Женька насторожилась и посмотрела на меня. А через мгновение во двор заглянуло улыбающееся лицо моего вчерашнего знакомого:

– Уважаемым хозяевам, здравствуйте!

Отец приоткрыл глаза, неторопливо поднялся.

Я замерла.

– Ого! – вырвалось у Женьки.

Наташка, таращилась то на нее, то на меня:

– Чего это? А кто это? Ты его знаешь, да?

Отец, между тем, подошел ближе к калитке, протянул руку:

– Здравствуйте…

– Руслан Федорович Лебедев, – представился вчерашний знакомый, широко улыбаясь, и тоже протягивая руку. – К вам по сугубо личному делу.

И над калиткой показалась его рука с зажатым в кулаке букетом роз.

Отец насупился:

– Та-ак. И кому сие великолепие?

Руслан откашлялся:

– Ваша дочь Лидия вчера изволила согласиться на совместный поход в кино.

– Ли-идия? – протянул отец, оглядываясь на меня, застывшую с недочищенной картошкой. – А Лидия будто бы и не в курсе… Картошку чистит, – он снова обернулся к Руслану. – Заходите уж, разберемся.