Людмила Мартова: Проклятие брачного договора

Дверь купе поехала в сторону, и в проеме показался еще один попутчик. Тоже мужчина, лица которого было не видно, потому что он на ходу разматывал шарф, такой же толстый и мягкий, как у Дины. Мужчины, которые могли себе позволить носить такие шарфы поверх строгого однобортного кашемирового пальто, вызывали у нее уважение. Ну и любопытство, конечно.

Вынырнув из шарфа, мужчина провел рекогносцировку на местности, одним коротким взглядом оценив и Дину, и лежащее на соседней полке тело, и бардак на одной из верхних полок, и в этот момент Дина его узнала.

Это был Боря, Борис Посадский, внук лучшего друга Дининого деда, а также ее университетского преподавателя Соломона Абрамовича Посадского. Когда Дина была маленькой, они жили в одном доме, основательной просторной «сталинке» в центре города, только Посадские в первом подъезде, а Резниковы – Динины бабушка и дедушка – в третьем. Соломон Абрамович и дедушка вечерами частенько играли в шахматы, и Дина, если родители оставляли ее ночевать, всегда увязывалась за дедом, потому что ей было интересно слушать стариковские разговоры.

Соломон Абрамович Посадский преподавал английский язык в университете, Давид Исаакович Резников возглавлял областную станцию переливания крови, и оба они были людьми образованными, умными, глубоко эрудированными, блестящими собеседниками. Квартира Посадских Дине очень нравилась. У ее деда тоже была большая библиотека, но у Соломона Абрамовича она казалась просто огромной: в одной из комнат рядами стояли металлические стеллажи, как в настоящей библиотеке, и маленькой Дине нравилось между ними бродить, задумчиво разглядывая книжные корешки, прохладные под пальцами и немного пахнущие пылью.

Многие книги были на английском, и Дине страсть как хотелось узнать, что именно в них написано, и уже тогда она для себя решила, что будет учить иностранный язык, после школы поступит в университет, а потом станет переводчиком. В принципе, так оно все и вышло. А старый Соломон Абрамович еще успел побыть ее преподавателем. Его, да еще профессора Свешникова, Дина и ее подружка Соня Менделеева особенно любили.

В них, учителях старой школы, было что-то по-настоящему мужское, даже величавое. Свешников, впрочем, скоро заболел, ушел на пенсию, а потом и вовсе умер, а вот Посадский все еще был жив. Сейчас ему уже было под девяносто, похоронив жену, он один жил все в той же «сталинке» в центре города, и Дине внезапно стало стыдно, что она так давно его не проведывала и даже не звонила.

Борю, Бориса Посадского, она иногда встречала на важных переговорах, где работала переводчиком. Он вообще был заметной фигурой в городе: удачливый бизнесмен, пользующийся уважением политик, а главное – завидный холостяк. Несмотря на то что сейчас младшему Посадскому было уже около сорока, он не спешил связывать себя узами брака, хотя, как знала Дина из досужих сплетен, ходоком считался знатным.

По нему сохли многие барышни, но Дина в их число никогда не входила. Глупо влюбляться в друга детства, особенно при условии, что даже в детстве он никогда не обращал на тебя особого внимания. Боря был на шесть лет старше Дины и на приходящую в гости пигалицу смотрел с вежливой доброжелательностью, но без всякого интереса.

В принципе, ничего и не изменилось. Однако сейчас, глядя на стоящего в дверях Бориса, Дина не могла сдержать радостный возглас.

– Боже мой, Боря, если бы ты только знал, как же я рада тебя видеть!

Он коротко рассмеялся.

– Не могу сказать, что я не понимаю почему. Привет, Динка.

Поезд, словно это приветствие было адресовано ему, мягко тронулся с места, набирая скорость. За окнами поплыл знакомый до мельчайших подробностей перрон. «Платочки белые, глаза печальные», – вспомнилось Дине, хотя к ней это не имело ни малейшего отношения. Ее никогда никто не провожал, да и сама она свои командировки воспринимала как данность, не как прощание. Не с кем ей было прощаться. И никто ее нигде не ждал. Кроме мамы с папой и верной подруги Сони Менделеевой, в прошлом году успешно ставшей Софьей Лаврецкой и сейчас ожидающей ребенка, по ее собственному мнению, «от лучшего в мире мужчины».

В принципе, с этим утверждением Дина не спорила, потому что мужчин лучше Феодосия действительно не знала. Негусто было с мужчинами в ее жизни, непонятно почему. Хотя, что тут непонятного? Слишком высока была планка, задранная с детства такими мужчинами, как дед, как Соломон Абрамович, как папа и все родительские друзья. Среди Дининых сверстников таких не было, вот только Соне, пожалуй, действительно повезло.