Александр Руж - Волчий камень [litres]

Обстановка в Европе продолжала оставаться накаленной. Не утихали беспорядки в Италии, в апреле венгерские повстанцы низложили династию Габсбургов и провозгласили независимость своего государства от Австрии.

Тревожные вести начали доходить весной и из Германии. Развернув однажды газету, Максимов наткнулся на заголовок «Германские земли опять погружаются в пучину хаоса» и стал читать вслух:

– «Четвертого мая на улицах Дрездена произошли кровавые столкновения восставшей черни с полицией и армейскими частями. Бунт удалось подавить лишь через пять суток с помощью подоспевших прусских войск. Но уже десятого и одиннадцатого мая вспыхнули мятежи в Бармене, Эльберфельде, Золингене, Дюссельдорфе, Изерлоне… Вскоре к бунтовщикам присоединились жители Бадена и Баварского Пфальца. В Бадене к восставшим примкнули двадцать тысяч солдат регулярной армии…»

– Наш друг Томас выполняет обещание, – сказала Анита, теребя шейный платок. – Я сочувствую Германии.

– Да… А вот о Берлине. «Как мы уже сообщали, избранное в феврале прусское законодательное собрание, в котором преобладали оппозиционные элементы, было двадцать восьмого апреля распущено указом короля Фридриха Вильгельма Четвертого. Это произошло менее чем через полгода после роспуска предыдущего собрания. Решение короля вызвало массовые волнения в столице. В ходе их подавления убито пятнадцать человек и значительное число ранено…» Опять Томас?

– Он ничего не добьется. – Анита сдернула платок с шеи и бросила на кровать – Ничего. Он душевнобольной.

– Ты говорила, что он страшен.

– Он потому и страшен, что неисправим. Когда человек заблуждается, его еще можно переубедить. Но когда у него отказывает разум, это уже не заблуждение. Это болезнь.

Максимов некоторое время молчал, затем поды-тожил:

– Я всегда говорил, что революционеров нужно обходить за версту. А еще лучше – за сотню верст. Надо было сразу ехать через Швейцарию. Понес нас черт в самое пекло…

– Не расстраивайся, все позади. Пусть немцы сами определяют свою судьбу, нас с тобой их дела совершенно не касаются.

– Самарский говорил, что смена режима в Пруссии невыгодна для России.

– Большая политика, Алекс. Слишком большая для таких скромных людей, как мы с тобой. Предоставим решать эти вопросы тем, кому за их решение платят жалованье.

– Ты стала практичной, Нелли? – удивился Максимов.

– Кажется, я повзрослела. Можешь радоваться. Отныне я – обыкновенная скучающая дворянка, решившая от нечего делать посмотреть мир. Я заведу себе чепец, приклею к щеке мушку, а свободное время буду коротать за вышиванием салфеток.

– И никогда больше не ввяжешься ни в какие приключения?

– Никогда.

– И будешь дремать после обеда в кресле вместо того, чтобы выслеживать каких-нибудь гнусных злодеев?

– Да!

– И мне больше не придется охранять тебя с пистолетом в руке и вызволять из разбойничьих лап?

– Не придется.

– Слово?

– Слово!

Максимов зажмурился, словно был потрясен до глубины души таким несказанно щедрым подарком провидения, потом набрал в грудь воздуху, легонько стукнул супругу по голове свернутой в трубку газетой и проговорил восхищенно:

– Ну ты и врать!..

Невероятно! (исп.)

Хватит! Это уже чересчур! (исп.)

Большое спасибо… Благодарю вас за помощь (нем.).

Доктора скорее! Здесь есть доктор? (нем.)

Имеется в виду российский генерал Леонтий Дубельт, начальник штаба отдельного корпуса жандармов, одновременно руководивший Третьим Отделением Собственной Его Императорского Величества канцелярии (примеч. авт.).

Вы могли бы мне помочь? (нем.)

Я к вашим услугам (нем.).

Обед… вино (нем.).