Марина Серова - Нокаут по наследству

— Но я и не готовился, — не растерялся Миша. — Румыния — это бывший соцлагерь, я был мелким в это время, сами понимаете. Не моя эпоха.

— Никаких претензий, — успокоила его Лариса. — Я вас понимаю. Мало людей сможет хоть что-то рассказать о Румынии. Так вот, я даю им возможность прогуляться в прошлое этой страны. А кое-что можно потрогать или даже попробовать на вкус.

Она взяла в руку свой бокал. Вина там почти не осталось.

— А вы подумали, что я просто захотела выпить? — спросила она. — Вино этой марки поставляет в Россию фирма, которую основала я. В любом городе, в любом ресторане… везде, где я вижу более-менее приличный бар, я делаю заказ. Я пробую вино, которое появилось тут благодаря мне. Это позволяет оценить его качество. В некоторых заведениях, к примеру, взяли привычку разбавлять это чудесное вино, а цену, наоборот, взвинчивать. Ну, зачем это надо? Это же удар по моей репутации.

— И в производстве разбираетесь? — удивился Миша.

— Нет. Даже не берусь. Производством вина занимаются настоящие эксперты в этом деле. Я же распространяю его за пределами румынских виноделен, — ответила Лариса. — Не хотите попробовать? Я угощаю.

Я наотрез отказалась, а вот Миша и Инесса, наоборот, с энтузиазмом ринулись исследовать уравновешенность, концентрированность, богатство аромата и длительность послевкусия розового вина, которое им поднесли в бокалах услужливые официанты. Фрудберг изображал знатока особенно рьяно.

— Ничего не понял, — честно признался он, сделав пару глотков и греясь в солнечных лучах, которые, наплевав на оконное стекло, упирались в его спину. — Но ничего так. Признаться, я розовое вино никогда не пил.

Инесса же сразу определила, что вино имеет хвойный привкус.

— Все правильно, — обрадовалась Лариса. — А еще брусника. Чувствуете?

— Я подумала, что это клюква, — сказала Инесса. — Надо же…

За столом возникла пауза. Лариса задумчиво водила пальцем по ободку бокала.

— Значит, в Румынии вы стали заниматься экспортом? — напомнила я.

— Не сразу, — очнулась Лариса. — До всех этих «винных» дел мы с сыном жили у той самой подруги, которая основала свое туристическое бюро. И опять же, для наших соотечественников. Турбюро пользовалось популярностью. Я подучилась и тоже стала организовывать экскурсии. А вино… это уже потом все, когда я твердо встала на ноги.

Вадим… С ним было очень трудно. Когда мы переехали в Румынию, ему только что исполнилось восемнадцать. О дальнейшей учебе и речи быть не могло — он чувствовал себя, как он выражался, «тупым» среди местных. С языком дела шли неважно. Мне он помогать отказывался. Подрабатывал на стройках, там особо не поговоришь. Таскал кирпичи, красил стены. Но стройки заканчивались, и он снова оставался без работы.

Сын долгое время сидел на моей шее. Никогда не думала, что буду говорить такие вещи о собственном ребенке, но вот… что есть, то есть.

— Мне жаль, — тихо сказала Инесса. — Мне очень жаль.

— Спасибо, деточка.

Лариса через силу улыбнулась. Мне же хотелось прервать эту любовную сцену, потому что Лариса добралась до важного момента в своем рассказе.

— Но, в конце концов, он же стал чем-то заниматься? — спросила я.

— В конце концов он просто сидел дома за компьютером, — ответила Лариса. — И я не знаю, чем он там промышлял. Он не работал. Мы жили на мои деньги. И, надо сказать, нам хватало. К тому моменту я уже завязала с экскурсиями и занялась вином. Дела шли неплохо. Сыну на тот момент был двадцать один год. И вот тогда-то и начались перемены.

— В чем это выражалось?

— Вадим ударился в спорт. Стал посещать секцию бокса. У него всегда было обычное телосложение, а после того, как он начал тренироваться, превратился в какого-то накачанного бультерьера. Побрился налысо. Сделал несколько татуировок. По ночам из его комнаты слышались глухие звуки ударов — колошматил боксерскую грушу. Я даже подумала, что это, наверное, хорошо, ведь сын впервые с момента нашего переезда чем-то увлекся. Но я сильно ошибалась.

Он стал уходить из дома вечером, а возвращаться только утром. Иногда возвращался сильно избитым, в крови. Синяки, гематомы, большей частью на лице. Я догадывалась, чем он занимался. Это были бои без правил, в которых он участвовал. Дело криминальное, опасное. Но я ничего никому не рассказала. Надеялась, что пронесет. А однажды он положил передо мной пачку денег. «На, мать, — сказал. — Честно заработанные. Тут и кровь моя, и пот мой, и все, что у меня есть». Я поняла — он победил, он выиграл. А тот, кто с ним дрался, значит, сильно пострадал.