Павел Астахов - По ЗОЖу сердца [litres]

– Ну что еще? – спросила я сразу же, без предисловий в виде «алло», «слушаю» и вежливого приветствия.

– Что значит «еще»? – Таганцев тут же уцепился за слово. – Уже что-то было, я сегодня не первый звоню?

– Да нет, сегодня ты победитель забега, возьми медальку, – зевнула я. – С чем поспешал-то в семь утра?

– С информацией. Вторая гражданка, которую ты просила найти, это не Мария Семеновна Царева, а Маретта Самвеловна Аркекян.

– Как это? Она замуж вышла и не только фамилию, а все ФИО сменила? – не поняла я.

– Нет, она как раз по мужу Аркекян, а была Малхосян, но всегда Маретта Самвеловна, – не очень понятно объяснил Таганцев. – Мария Семеновна Царева – это ее литературный псевдоним, она же писательница. Адрес диктовать?

– Лучше эсэмэской, я спросонья не запомню, а записать не могу, под рукой ничего такого…

– Понял, пришлю сообщение. – Бравый опер отключился так же внезапно, как и возник на связи.

Я снова состыковала голову с подушкой, но улететь в глубины космоса не успела, потому что телефон опять ожил. Сначала пискнул, а потом зазвонил.

– А теперь что? – вздохнула я в трубку, полагая, что это снова Костя звонит.

– А теперь все, – ответно вздохнула Машка. – На обед хожу одна, про перекуры забыла, поболтать не с кем. Ты скоро вернешься? В нашем серпентарии тебя очень, очень не хватает.

– Ой, Мань, вернусь ли я вообще – большой вопрос.

– Что там коллегия?

– Пока еще вдумчиво изучает предположение, будто я – мамаша-тиран, не позволяющая дочери-подростку развиваться и самовыражаться.

– Имеется в виду та старая история, когда твоя Сашка хотела сделать себе пластику щек, а ты ей не позволила, а она тогда наябедничала газетчикам, и они тебя размазывали, как мармелад по паркету? – Машка хохотнула.

– Мне до сих пор не смешно, – проворчала я.

– Да брось, это же чушь, тогда все благополучно разрешилось.

– Тогда – да, а теперь та история рассматривается в контексте наших с Сашкой нынешних нездоровых отношений. Понимаешь, по всему выходит, что я тиран, но нетипичный. Непоследовательный! Я Сашкины свободы ущемляю, ущемляю, а потом вдруг – бац! – и пытаюсь загладить свою вину, заискиваю перед ней, подкупаю ее дорогими подарками.

– Да ладно, это такое мнение складывается у ВККС? – не поверила Машка.

– Мне кажется, да.

– А креститься, когда кажется, ты не пробовала? Попробуй. Напридумывала себе ерунды… В коллегии дураков нет. Ладно, я выяснила, что среди членов коллегии есть один мой старый приятель, я его аккуратно попытаю, что там и как… Скажи лучше, до рокового визита рэпера еще ведь не дошли? Вот и отлично. – Машка заговорила деловито. – Слушай сюда, я созвонилась с Мариной, помощницей Диманди. Она сказала, он сейчас далеко, я так поняла – на каких-то экзотических островах. Где конкретно – великая тайна, потому как наш золотой мальчик там не один, а с подругой, которая вообще-то чья-то законная жена.

– Это тебе Марина сказала?

– Намекнула! – поправила Машка. – Сказала она другое: Диманди, как вернется и узнает, что его подарочек тебя буквально под суд подвел, обязательно вмешается и всем объяснит, что ты хорошая и ни копейки ему не платила. У него, Марина сказала, твердые принципы. «За добро – добром», «Своих не бросай», «Держи хвост пистолетом» и все такое.

– А когда он вернется, Марина не сказала?

– Она не в курсе. Это какие-то дико секретные каникулы, на самом краю света и без связи, влюбленные даже мобильники с собой не взяли, чтобы по ним нельзя было отследить их местонахождение, представляешь? – Машка, похоже, была в восторге. Она большая любительница романтических историй сериального типа.

– Кто-то очень серьезный в мужьях у подружки Диманди, – предположила я.

– Похоже, что так, – согласилась подруга. – Короче, делай, как Диманди…

– Мне сбежать на край света?

– Нет, держать хвост пистолетом! Не вешай нос, тяни время, помощь придет…

– С далеких островов, – кивнула я. – Ладно, буду ждать.

Что мне еще оставалось?

А впрочем, у меня же был адрес той Маретты Самвеловны, которая Мария Семеновна…

Мара смотрела на город сверху. С пятнадцатого этажа он выглядел получше: бесконечный поток машин, похожий на лавину разноцветных блестящих жуков, отдалился и притих, суетливые толпы рассеялись в пыль, открылись просторные пустые крыши менее высоких домов и черный клин хвойного леса. Светлые дали если не распахнулись, то хотя бы уже угадывались где-то там, за горизонтом, которого вообще-то не было видно за бесчисленными зданиями. Но дома растворялись в наступающих сумерках, как сахар в кофейной жиже, и оставались только светящиеся окна, огни рекламы и желтые звездочки фонарей. Мертвый камень уже не давил со всех сторон, суета не душила.