Яна Егорова - Эрнестина Вольф. Дело о клубничном пироге

Во дворе старинного дома, наглухо закрытом со всех сторон каменными стенами соседних домов, светило несколько уличных фонарей, а по бокам и на окнах радовали глаз и обоняние присутствующих корзины с цветами. Над головами гостей, рассевшихся на двенадцати стульях, расставленных по кругу, неизменно, время от времени кричали чайки. По обеим сторонам у входа во двор сидели мужчины — справа полковник Хольм, а слева Ульф Линдберг, полицейский, которому было поручено расследовать дело на улице Кауплемине тридцать один. Рядом с полковником устроилась нежная Белла, а позади нее на стуле сидел ее супруг. Возле них развязный мужчина с третьего этажа, а напротив него, по словам Эльзы Тоомас — развязная женщина с третьего этажа, Лаура тоже была здесь. Между ней и Линдбергом устроились сама Эльза и Кари. Позади Эльзы Тоомас стоял сержант полиции, ведь арестованную привезли лишь на время и полицейские были обязаны следить за тем, чтобы семидесятилетняя дама не ускользнула из крохотного двора с одним единственным выходом, у которого сидело сразу несколько представителей закона. И последним гостем, одним из самых недовольных был студент Нико Турун. Алена, с туго заплетённой русой косой за спиной, в черных брюках, рубашке и переднике, в легких туфлях без каблуков умудрялась тенью перемещаться между гостями и обеспечивать их напитками, а также едой. Как ей это удавалось при жирафоподобном росте и бойцовской комплекции — оставалось для всех загадкой.

Во главе собрания, у противоположной стены от единственного входа, его же и выхода, встала зачинщица вечера — Эрнестина Вольф. В светло-зеленом костюме, в свете фонарей, ночного неба и нескольких свечей, ее украшения, как и хитрые глаза, сияли, привлекая внимание присутствующих и делая обстановку более торжественной.

Дождавшись, когда все умолкнут, мадам начала:

— Добрый вечер, дамы и господа.

— Я надеюсь, вы здесь всех собрали, чтобы устроить мой концерт, представительница знаменитого продюсера, — хмыкнул длинноногий Нико, сложив руки на груди и вытянув ноги вперед, как можно дальше, видимо с целью помешать мадам Вольф, ведь он сидел к ней ближе всех.

Мадам отреагировала с достоинством и одновременно жестом остановив полковника, уже начавшего подниматься со своего места:

— Добрый вечер, молодой господин Турун. Безусловно, вы правы. Мне пришлось многим из вас солгать о том, кто я. Но стоит признать, что ради правого дела иногда можно прибегнуть ко лжи.

— Какой же правды? — грубо фыркнул студент, так и не убрав ноги.

— Нет, я все-таки…

— Подождите, полковник. Не стоит. Молодой человек, а также остальные присутствующие вправе быть недовольными. Позвольте же вам пояснить, по какой причине я была вынуждена так поступить. И начать хотелось бы с вас, господин Турун. В доме, в котором живете вы и все остальные присутствующие здесь, произошло два убийства, одно покушение и одно самоубийство. Последнее вас, молодой человек, вряд ли бы коснулось. А вот то, что у вас был мотив убить вашу родственницу из восьмой квартиры — касается напрямую.

— Почему это убийца я? Убийца она! Вон она сидит! На каком основании вы переводите стрелки на меня?

— С вашего позволения, я продолжу.

— Вы хоть объясните, кто вы такая, прежде начнете что-то нам втирать!

На лице мадам заиграла почти призрачная улыбка.

— Меня зовут Эрнестина Вольф, как многие из вас уже знают. Мы знакомы. Волею случая я оказалась гостьей в вашем доме в то самое время, когда произошли трагические события. Я вдова и детектив-любитель по совместительству.

Мадам снова с достоинством проигнорировала смешки и ухмылки присутствующих, лишь продолжила:

— И так случилось, что накануне вечером мне удалось разгадать загадку о том, кто же убил двух несчастных женщин, Матильду Турунен и Линду Пелтолу, а также покушался на жизнь Эльзы Тоомас.

— Кто покушался? — отвлекся от разглядывания ножек сидевшей напротив него Лауры Амлет Педерсен. — Это же она и убила, своими ручками пирог испекла и подружек накормила. Разве сегодня сажают за то, что покушаешься сам на себя? Не понимаю, а, господин следователь? Это же получается не убийство, а самоубийство? Если я покушаюсь на свою собственную жизнь? Теперь появилась такая статья? Это же что же, всех самоубийц в каталажку?

— Господа, — поднялся следователь со своего места, — и дамы, — добавил он неохотно после того, как получил несколько пощечин недовольными женскими взглядами. — Сразу хочу заявить, что все вы здесь собрались без какого-либо принуждения со стороны органов правопорядка. Данный разговор — исключительно добровольная инициатива, а данная дама не имеет к нам никакого отношения.