Яна Егорова - Эрнестина Вольф. Дело о клубничном пироге

— Так-то, — буркнула Алена, глядя на то, как ее хозяйка возвращается в комнату.

Гостиная комната была светлой, уютно обставленной, в обычное время, в обычный день здесь было достаточно просторно. Теперь здесь почти все свободное пространство занимали вещи прибывших гостей. Было заметно, что компаньонка изо всех сил постаралась их хоть как-то расставить по углам, но это мероприятие прошло не слишком-то успешно. В результате, ей все же удалось сделать небольшой проход от двери к дивану и кофейному столику, за которым теперь с трудом разместились Белла и Рихард, для мадам хозяева уступили удобное кресло, в котором ту уже ждала рыжая, пушистая подруга.

Подойдя к креслу, Вольф подняла собачку на руки и присела.

— И в самом деле, дорогие мои, — произнесла французская леди, — я так увлеклась… осмотром города и его достопримечательностей, что совсем позабыла о своем долге благодарного гостя. Алена! Будь любезна, достань, пожалуйста, из того чемодана то, что мы привезли в качестве подарка.

— Наконец-то, вы занялись делом, — проворчала Алена.

Подарков было несколько. Сперва мадам вручила супругу дочери своей подруги две банки петросяновской икры, перевязанные ленточкой. Банки в два с половиной килограмма каждую сам владелец знаменитого ресторана назвал «Император Александр».

— Я надеюсь, Рихард, у вас нет аллергии на морепродукты? — привычно осведомилась француженка.

Дорогой Белле досталось несколько коробок конфет и шелковый шарф.

— Тетя Эрнестина, расскажите, вы к нам надолго? Я имею в виду, вы надолго вернулись на свою родину? Ведь мама говорила, вы жизни не представляете без Парижа. Так что я представить себе не могу, чтобы вы здесь задержались. Особенно если послушать, что про вас рассказывают.

— А что такого про меня рассказывают, детка?

— Мама обмолвилась, что вас очень многие знают в Париже, особенно в правоохранительных органах. Тетя Эрнестина… скажите… — Белла замялась, — вы… вы имеете какое-то отношение к криминальному миру?

— Я? Боже упаси, деточка! — Вольф поправила стильные, кошачьи очки на своем носу. Мадам бросила презрительный взгляд, в сторону саркастически усмехнувшейся Алены. — Париж, это такой маленький город. Городок, я бы сказала. Там все друг с другом знакомы. Вы же слышали, наверное, что все парижане здороваются друг с другом?

— Слышали, — переглянулись хозяева квартиры.

— Вот. Правду говорят. Городочек маленький, несколько раз в бар заглянул — так тебя потом на улицах узнают. И полицейские, ведь они тоже после работы в бары ходят. Я тебе больше скажу, некоторые французские жандармы могут иногда и в рабочее время наведаться в питейное заведение. Конечно! Ну, конечно, выпить крохотное эспрессо и буквально рюмочку кальва.

— Это что такое?

— Водка по-ихнему или коньяк, — вставила свое словцо Алена.

— Какой же коньяк! Выдумала тоже!

— Уф, — Белла напряженно улыбнулась, — а я уже было решила, что полицейские на работе пьют.

— Нет, однозначно нет! Кальва, мои дорогие, это кальвадос. Это бренди. Каких-то сорок градусов, так, просто согреться в холодный день. Его производят только в Нормандии, на берегу неспокойного Атлантического океана.

— А вы уже понадеялись, что это минеральная вода? — русская компаньонка разлила горячий кофе по чашкам сидевших за столиком. — У мадам никогда не бывает все так просто, как думают остальные. Поверьте, с ней всегда проблемы.

— Глупости! Я просто люблю жизнь. Вот и все, правда, моя дорогая Кикки? — Вольф улыбнулась собачке, сидевшей у нее на коленях, и подушечкой пальца ткнула ту в маленький кожаный нос.

Немного позже мадам заперлась в своей спальне, выключила верхний свет и без стеснения распахнула окно. На улице уже стемнело, в округе было очень тихо. Не сравнить с ее родным Парижем, где гул не унимается даже по ночам. Особенно на левом берегу, куда она любила наведываться в те самые бары в поисках приключений. Покойный муж не раз упрекал ее за это, но разве Эрнестину было остановить?

— Нет, — прикуривая в сумерках белую сигарету, отрицательно покачала головой своим мыслям мадам Вольф. — Я не была бы собой, если бы покорно сидела дома. Это была бы какая-то другая Эрнестина. А может быть… и не Эрнестина вовсе. Какая-нибудь, Матильда, — француженка скривила губы, вспомнив унылую квартиру соседки с первого этажа.

Ни одного яркого пятна. Только волосы ее дочери. А учитывая еще то, в каком городе они жили, где серость не покидает небеса ни летом, ни зимой.