Алексей Биргер - Ведьмин круг

- Получается, - заметил он вслух, - что я сыграл Деревянкину на руку, отпустив его. Без документов ему лучше было на глаза Свиридову не показываться. Кое-какие подсказочки у него были, и он надеялся разнюхать, кто убил бухгалтера и украл документы, чтобы не с пустыми руками возвращаться. А может, и документы вернуть, если повезет. Одного не учли - ни он, ни я: что я его прямо к вам в пасть направлю...

- Да, когда он появился у соседки и передал привет из Ар­хангельска, нам ничего другого не оставалось, как от него изба­виться, слишком близко он подошел. Мы же не ведали, что ему самому мало что известно, что он, как попугай, твои слова по­вторяет... В угол ты нас загнал, милый: и убивать в таких обсто­ятельствах не с руки, и не убить нельзя. Я сразу поняла, что это плохо кончится. При такой нескладехе всегда где-нибудь осеч­ка выйдет.

- И вам, и Свиридову я игру поломал... - усмехнулся Вы­сик. - Надо же, такое прочное здание было - а за одни сутки рассыпалось, как карточный домик. Судьба, видно, от кото­рой не уйдешь.

- Это верно, от судьбы не уйдешь, - согласилась старуха.

- Хорошо, не буду вам мешать, - сказал Высик. - Вам еще много о чем надо поговорить. Я передохну маленько, - обра­тился он к оперу, - да и отправлюсь на последний бой...

- Передохни, коли надо. Пусть тебя в дежурке устроят. А мы, Прасковья Ивановна, продолжим... Итак, вы хотели нам про­диктовать, кому по Москве вы морфий поставляли...

- Да, да, записывай, милый. Полный списочек тебе дам.

Высик вышел, закрыв за собой дверь.

Он устроился в дежурке и моментально отключился, как он это умел. И сон ему привиделся путаный, рваный, прони­занный нервной вибрацией, от которой образы дрожали и рас­плывались.

...Осенние неяркие дороги, пасмурный денек. И фургоны на конной тяге скрипят, их полотняные бока полощутся на вет­ру. На фургонах яркие картинки, зазывно-раешные: это едет бродячий театр. Актеры грустные, призадумавшиеся. И этот, возницей на первом фургоне, в остроносых непрактичных туф­лях на матерчатых подошвах, в зеленом трико и плаще, сонно держит вожжи, задумавшись о своем, иногда с машинальной ленцой понукая лошадь... Откуда они катят, и куда, в каком го­роде им так не повезло со сборами? В уши Высика стал прони­кать шепоток: «Нам-то не повезло, а Коломбине всегда везет, она без прибытку не останется... Руки загребущие...» - «Все в ее сундуке», - сказал кто-то. И Высик, как это бывает во сне, увидел внутри одного из фургонов сундук Коломбины: огром­ный, темный, с окованными углами, с тяжелым замком. Краса­вица Коломбина сидела на этом сундуке, и во сне невозможно было понять, чего больше в ее красоте: хрупкого изящества или полнокровной жизненной силы - в ее облике странным обра­зом сочетались хрупкость и ядреная стать. Сундук был стра­шен - не только своей внешней угрюмостью, но и тем, что под­разумевалось его размерами: он говорил о наглом и безжалост­ном скопидомстве, и веяло от этого отвратительной неестествен­ностью. Негоже было цветущей красавице скопидомничать, как старухе, не шло ей это, и сундук был особенно страшен, потому что выступал свидетелем отравленного сознания, свидетелем яда себялюбивой старости, проникшего в прелестную головку. С предельной ясностью ощущалось, что Коломбина не отомк­нет его, не поделится ценностями, даже если ее товарищи по ремеслу будут умирать от голода. И что там за ценности? Каки­ми путями накопленные? Высику не хотелось получать ответы на эти вопросы, потому что жутко соприкасаться с неправедно нажитым... И вместе с тем зрение его становилось все более рентгеноскопичным, - по издевательскому принципу сновиде­ний, превращающих нежеланное в реальность и тем настыр­ней эту реальность навязывающих, чем отчаяннее ты хочешь от нее уйти. Он уже мог видеть сквозь стенки сундука темные очертания множества предметов, становившиеся все различи­мей для зрения, напрягаемого против воли...

Высик проснулся, открыл глаза и некоторое время лежал без движения. Никогда ему не снилось таких снов. Этот сон был вообще не из его жизни и не из его опыта, и непонятно, откуда он взялся, из каких искаженных реалий сложился. А в ушах продолжало отдаваться пульсацией разбудораженной крови: «Сундук Коломбины... Сундук Коломбины...» И было страшно от этого неуемного шепотка.

Потом шепоток улегся, и Высик окончательно пришел в себя. Да, многое произошло с ним за последние сутки, в том числе задевшего душу. Неудивительно, что снится всякая дрянь. Сон этот - из единичных. Не из тех, которые способны возвращаться. Значит, надо поскорее забыть его и больше не вспоминать.