Алексей Биргер - Ведьмин круг

- Если они поймают тетку и станут ее допрашивать, она им скажет, что, по твоим словам, засады нет.

- Решат, что это военная хитрость. Ты как бы решила? Не забывай, они уже от Ажгибиса будут знать, что я отправился один. И решат, что я соврал, что я даже оперу ничего не сказал о задуманной мной засаде. Они ведь хорошо меня знают - зна­ют, что мне палец в рот не клади.

- Это первое. Что второе?

- Во-вторых, я хочу все сделать сам. Это моя проблема, понимаешь, и все другое было бы неправильным. Очень наде­юсь - хотя подчеркну, что реальных надежд мало, - что у Сви­ридова хватит удачи и сообразительности выбраться из пекла и добраться сюда.

- И ты разберешься с ним по-мужски, один на один, чтобы я увидела, каков ты, - взгляд Марии был одновременно и сумра­чен, и ироничен, и с проблесками нового интереса к сидевше­му перед ней угловатому крепышу. - Чтобы я не считала тебя трусом, который спрятался за официальное звание и дал своим подручным навалиться всем скопом на одного...

-Да. - Высик встал и заходил по комнате, через физическое движение избавляясь от избытка невесть откуда взявшейся энер­гии. - Что темнить? Ты меня привлекаешь - притягиваешь так, как ни одна женщина никогда не притягивала. И ты это знаешь. Женщины всегда такое чувствуют. Ты хотела бы сыграть на этом. Не получится. И я не хочу, чтобы наша схватка со Свиридовым была похожа на драку двух кобелей из-за течной суки. Это для всех будет унизительно. Для тебя прежде всего. И для меня тоже. Наверное, и для Свиридова. Его я в расчет не беру. Не хочу брать в расчет. - Высик мерно вышагивал, чеканя каждое слово. - Значит, мне нужно нащупать в нашем поединке другой резон. Скажем, я хочу спасти тебя?

- От кого? - Мария пренебрежительно скривилась, словно говоря: «надо же, и этот оказался пошляком, хотя выглядел стоящим мужиком». - От Алешки?

- Нет. От того, что тебя ждет.

- От лагерей?

- Не от лагерей. У тебя сейчас две судьбы, на выбор. Или пойти по пути, подобному пути этой старухи, Косовановой: по смерти Свиридова в открытую забрать в свои руки бразды прав­ления, стать неуловимой и неуязвимой, закалившись и подна­торев, еще хитроумней, еще беспощадней и беспринципней. Войти в старость с жалкой ненавистью к миру, утоляемой тем, что ты будешь чувствовать себя хозяйкой в своем маленьком мирке, и чужая смерть будет радовать тебя как доказательство твоей власти. Поэтому ты будешь приказывать убивать даже там, где можно обойтись без смертоубийства, - из немощи, которая будет казаться тебе силой...

- А второй путь? - Мария спросила чуть подсевшим го­лосом, то ли сдерживая иронию, то ли у нее перехватило горло.

- Ты выпрыгиваешь из уголовного мира. Если надо, я лично засвидетельствую, что это ты сдала Свиридова и хочешь даль­ше с нами сотрудничать. Свиридову вреда от этого не будет, какой ответ перед мертвыми? И взятки с них гладки. Это уже к Акуловой относится. Она окажется в той роли, на которую опер предназначал меня: верный боец невидимого фронта, погиб­шая при выполнении задания! Заодно можно и все промахи на нее списать, а?

- О своих людях печешься, а тетку послал на смерть, - зло сказала Мария.

- Послал. И не раскаиваюсь. Но не о ней сейчас речь. Ты - вот кто важен. Иначе ты войдешь в нашу орбиту. Останешь­ся в живых с тем, чтобы тебя захомутали и ты не могла отка­заться от любой формы сотрудничества. А поручения тебе будут давать такие, за которые сами же будут тебя и прези­рать. Знаешь ведь, как это бывает со стукачами и подсадны­ми утками? Это презрение особенно губительно для женщи­ны - когда ощущаешь его на себе, когда ловишь эти косые взгляды, оно, как червь, разъедает изнутри. Пойдя по этому пути, ты еще вернее станешь через несколько лет жалким и озлобленным существом. Красота, может, еще и останется - но она не будет производить впечатление, она перестанет быть той красотой, которая естественна для тебя как... как дыхание... Она станет той красотой, которую натужно удерживаешь, а эта натуга развеивает очарование, в ней брез­жит даже что-то омерзительное. И когда это неуловимо омер­зительное ты разглядишь в зеркале... - Высик махнул рукой. - Или сопьешься, или плюнешь на себя. Существует только одно спасительное бегство от этой мерзости - в нищету. Но тебя даже в нищие побирушки не отпустят. Потому что когда наша система однажды заграбастает человека, он навсегда принадлежит ей с потрохами. - Высик поглядел в полыхаю­ще синие глаза.- Поэтому моих осведомителей я никогда не отдаю системе. Они принадлежат лично мне. Но я еще не встретил человека, которого мне не хотелось бы презирать за то, что он с нами сотрудничает - всегда за этим проступа­ет шкурный интерес! Другое дело, что я оставляю им пути к отступлению, возможность выправиться.