Татьяна Степанова - Последняя истина, последняя страсть [litres]

– Борщов не скрывает, что он из обеспеченной семьи.

– Еще бы ему это скрывать, когда всем это и так известно. Он мог Лесика убить не только по приказу об устранении, но… из-за того, что Лесик ему в финансах перешел дорогу.

– Но Клара Порфирьевна…

– Я нашла аудиозапись.

– Какую аудиозапись? Где? – Катя насторожилась.

– Дома. Лесик сделал эту запись из предосторожности и спрятал.

– Майор Ригель обыскал дом в Малаховке и ничего не обнаружил. Никакого тайника.

– А Лесик не в Малаховке это спрятал. А у нас дома. У меня, – ответила Кабанова. – Он был умница. Решил подстраховаться.

– И что на этой аудиозаписи?

– Их разговор с Борщовым, когда тот не просто намекает, а в открытую требует у моего сына долю в доходах от будущего производства, от завода, в обмен… ну, как они всегда обещают – крышу, покровительство, избавление от неприятностей.

– Вы должны предъявить эту запись следствию.

– Ну, уж нет. Я прокурор. А это – убойная улика. Такие улики предъявляют, чтобы окончательно припереть убийцу к стенке. Я это сделаю, но только тогда, когда вы найдете на Борщова что-то еще конкретное – свидетеля, инфу, что угодно. Загоните его, как лису в капкан.

– Можно мне послушать эту аудиозапись?

– Нет. Я не считаю это возможным пока. И если ваш немец… майор Ригель вдруг нагрянет с обыском и ко мне в дом… уверяю, записи он не найдет. Она в надежном месте. И я его никогда не назову.

– Сами говорите, что Борщов профи и опасный. И предлагаете его загнать в капкан без такой весомой улики?

– Лесик мне говорил, что не собирается идти навстречу грабежу со стороны этого типа. Он ему отказал – никакой доли в доходах. Лесик понимал, чем это ему может грозить. Я говорила вам – он пытался собрать о Борщове сведения, компромат. Возможно, ему это удалось. Но точно я не знаю. Я вспомнила лишь, что в тот вечер, когда он позвонил мне, он сказал, что встречается в ресторане с Ульяной, а потом у него еще одна встреча, поэтому он вряд ли заедет вечером ко мне.

– И вы только сейчас об этом вспомнили? – изумилась Катя.

– Да… я… может, я это и помнила, но я сначала решила, что это они с Петькой… тот же заявился в ресторан тогда. А что ему там было делать? Но сейчас я подумала – а вдруг это была встреча с Борщовым? Или же с кем-то, у кого Лесик хотел добыть сведения на Борщова? А тот об этом узнал и убил.

– Но убит был бы в таком случае передатчик компромата, а не ваш сын. Это по логике вещей.

– Много вы понимаете в логике! Лесик мог уже что-то узнать. И Борщову это стало известно.

– Клара Порфирьевна, мне известно одно: кроме Борщова, имеются и другие подозреваемые.

– Так и занимайтесь ими! Только возьмите за точку отсчета то, что я вам сейчас сказала. И всегда помните об этом.

Катя шла к отделу полиции, размышляя о словах Кабановой. Возле отдела – ажиотаж. Патрульные машины подъезжают, из них горохом сотрудники – кого-то ведут в отдел, какой-то народ клубится, снует, мельтешит.

На автостоянке отдела Катя увидела Михаила Эпштейна в деловом синем костюме, тот выбирался из машины с пакетом из «Макдоналдса» и картонным стаканом кофе в руках.

– Михаил Абрамович, добрый день, – поздоровалась Катя с Патриотом Абрамычем, уже по-свойски – их ведь представили друг другу. – А что здесь у нас такое?

– Тевтон Ригель вдруг с утра развил бурную деятельность. Видно, с похмелья. Вчера-то ночью в дребадан вернулся.

– А вы откуда знаете? Вы что, тоже ночуете в отделе?

– Я все знаю и про всех. – Эпштейн улыбнулся ей. – С утра прямо кипеж – допрашивают всех, кто имеет отношение к здешнему экологическому комитету, всех городских активистов – а не вы ли, бузотеры, пришибли Лесика Кабанова? Немец Ригель в своем репертуаре – всех гребет. Другие методы работы ему недоступны. Только арест, задержание, камера, допрос. Что вы от него хотите? Варвар, германец, остгот!

– Он обязан проверять на причастность всех, кто вызывает подозрение.

– Да, это как в сериале «Мандалорец – Таков путь». – Эпштейн засмеялся. – Широко шагает, уже самого дорогого на этом пути лишился – собственной невесты. А скоро и вообще всего лишится. Попомните мои слова.

– Михаил Абрамович, а можно я кое-что у вас спрошу? – Катя – сама наивность и нерешительность.

– Смотря что? – Он улыбался ей. В общем-то, симпатичный мужчина лет сорока, этакая изящная субтильная копия Остапа Бендера, и – родинка на щеке бархатная.

– Это правда, что Лесик Кабанов был такой уж дрянью, как его описывают? Вас он оскорблял, других.