Татьяна Степанова - Последняя истина, последняя страсть [litres]

– Я сразу, как мы из «Сказки» вернулись, позвонил в Люберцы начальнику УВД. Он ничего не знает об убийстве маленького близнеца Кабановой. И когда это было – почти четверть века назад! А он там всего семь лет работает, из Озер переведен – Вилли Ригель развел руками. – И дела у них нет никакого в архиве. Он спрашивал у тех, кто дольше работал, те тоже не в курсе. И что самое интересное – он в совет ветеранов позвонил, но и там тоже никто ничего не помнит.

– Дело уголовное есть, – сказала Катя. – Аристарх мне сам сказал об этом. Правда, это касается лишь суицида мужа Кабановой.

– Есть и дело об убийстве, – тихо произнес Гектор, глядя в свой навороченный мобильник. – Мне вот ответ пришел на запрос. Вилли, я тоже запросил по своим каналам, как мы из «Сказки» вернулись. Уголовное дело в архиве Генпрокуратуры. И доступ к нему с личного письменного разрешения Генерального прокурора. Нам до него никогда не добраться. А ваши из Люберецкого УВД ничего об этом не знают потому, что их в те времена от расследования сразу отсекли, отстранили. Делом этим занималась Генеральная прокуратура, оно же касалось их сотрудника, причем не рядового следователя, а помощника районного прокурора.

– Против правил, нарушение инструкции – раз Кабанова их сотрудник, должны были расследовать не они, прокурорские, а вы – ФСБ, – возразил Вилли Ригель.

– Это когда дело коррупции касается или служебных полномочий. А здесь домашний случай. Посчитали, видно, что конторе тут делать нечего. И отдали все Генпрокуратуре. Кончилось-то ничем. Убийца, ее муж, повесился. Поэтому отдали прокурорским, а не конторе.

– Двадцать пять лет назад! – воскликнула Катя. – Кто что может помнить сейчас об этом?

– Хлопов, официант, помнит. А он был пацаном. Можно съездить в тот дом на улицу Строителей, опросить соседей, жильцов дома. Но это долго и муторно. Там наверняка многие уже переехали, умерли. Можно это оставить как запасной вариант на худой конец. Есть более постоянная константа.

– Какая, Гек?

– Школа. – Он глянул на Катю. – Та школа, где Лесик и официант были одноклассниками. Если знали об этом дети, школьники, то знали и учителя. И возможно, гораздо больше. В районных школах коллектив учителей обычно стабилен долгие годы. Многие работают по четверть века и дольше. По крайней мере, можно попытаться узнать что-то в школе прямо сейчас.

– Тогда чего мы сидим? Чего ждем? – резонно спросил Вилли Ригель.

И на патрульной машине с мигалкой, чин чинарем, как настоящие полицейские, они отправились в Люберцы на улицу Строителей.

Как говорится – снова в школу… опять двойка…

– Нет, я так долго здесь не работаю, – известила их директор школы – дама с укладкой в стиле Помпадур и в романтичной блузке «в горох» с рюшами. Они направились прямо в директорский кабинет, сообщив секретарю – «мы из полиции по делу об убийстве».

– Конечно, вы сами тогда еще, наверное, в школу ходили. – Гектор обаятельно улыбался пятидесятипятилетней училке, скидывая ей безбожно возраст в комплименте.

Директриса после этого обращалась только к нему, буквально поедая заживо его своим взглядом.

– Я перешла сюда из второй городской гимназии. Но у нас есть педагоги, которые работают дольше меня. Сейчас закончится урок, и я спрошу в учительской. Подождите недолго.

– Со всем нашим удовольствием, – согласился Гектор с нотками разбойника Фагота-Коровьева в своем столь изменчивом голосе. – А вы химию преподаете?

– Как вы догадались? И биологию тоже. А это сложно – раскрывать убийства?

– Чертовски занимательно. Вы, наверное, и детективы читаете?

– Да!

– Очень советую две последние книги писательницы Лизы Оболенской. Такой потрясающий реализм! Столь точное описание нашей нелегкой полицейской работы.

Катя и Вилли Ригель при этом переглянулись. Майор Ригель, как всегда при упоминании Лизы, вспыхнул и зарделся. Но был доволен – потому что Гектор явно шел на поправку. Уже начинал, как прежде, прикалываться.

Они ждали в коридоре, когда прозвенит звонок. Гектор то и дело листал свой навороченный мобильник – ждал пароли и шифры для проверки банковских счетов. Урок закончился, учителя потянулись в учительскую. Там загудели голоса. И вот директор школы вывела к ним седую полную учительницу в сером костюме. Она опиралась на палку, ноги ее распухли.

– Вам надо поговорить с Антониной Петровной Курочкиной, с Тонечкой, – заявила она. – Я помню, конечно, этот беспрецедентный случай, однако… Я могу что-то перепутать, столько лет ведь прошло. И я в те времена была классным руководителем параллельного класса. А Тоня… Антонина Петровна, она была классной руководительницей четвертого «Б». Этот несчастный мальчик учился у нее. И она общалась с его матерью. Она тоже, кажется, работала в полиции или в суде… я не помню точно, но где-то в ваших сферах. Тонечка сама все это очень переживала. Такой ужас… такой кошмар.