Александр Серый - Белая кошка в темной комнате

После молчаливого взаимного изучения старик выдвинул из-под стола табуретку и со стуком поставил на стол второй, взятый с подоконника стакан.

— Садись! — хлопнул хозяин ладонью по табуретке.

Широков, еще не определившись, как себя вести, подошел к столу и занял предложенное место. Дрогнувшей рукой старик плеснул в стакан гостю жидкости из бутылки, пододвинул помидор и, подняв свой стакан, провозгласил:

— Со свиданьицем! Будем здравы, чтобы нынче не забыться, а завтра — похмелиться!

Закинув голову, он двумя глотками влил в себя сивуху, крякнул и вытер рукавом рубахи рот.

Станиславу вдруг стало смешно, и невольная улыбка появилась на его губах.

— Ты чего? — подозрительно спросил старик.

— Уж больно смачно Вы, Сергей Николаевич, изволите принимать это зелье! Аж самому захотелось…

— Так в чем дело? Дают — бери, бьют — беги! Давай, вздрогни!

Он пододвинул стакан еще ближе к Станиславу.

— Нет-нет! — смеясь, сделал протестующий жест Широков.

— Во-первых, желудок такое не принимает по причине болезни, во-вторых, на работе я…

— А-а-а… — с сожалением протянул Панов. — Тогда, конечно, не стоит. А я вот свое отслужил — пятый годок в пенсионерах. Слушай, мил человек, ты, часом, не из газеты?

Старик оживился, сверля гостя повеселевшими глазками. Не зная почему, Широков ухватился за подсказанную «легенду» визита. Однако, на всякий случай, спросил:

— Почему Вы так решили?

Панов со вкусом отправил в рот кусочек сала, прожевал и объяснил:

— Третьего дня к Сергеичу приходили — соседу моему. Тоже молодой, из газеты. Воспоминания ветеранские собирает, книгу писать будет.

Глаза старика увлажнились.

— Мало нас, горемычных, на земле-матушке осталось…

Он смахнул слезу и налил себе еще из бутылки. Широков с беспокойством смотрел на стакан, опасаясь за положительный исход беседы при таких «темпах» хозяина. Словно угадав его мысли, Панов успокоил:

— Ты не волнуйся, организм у меня еще крепкий. Эта зараза, наоборот, только дух боевой поднимает.

Однако пить все же не стал. Вместо этого подошел к шифоньеру и достал старенький китель с внушительным количеством орденов и медалей. Накинув китель на плечи, Панов вернулся к столу, сел и выжидательно посмотрел на Широкова.

— Да, парад внушительный! — искренне восхитился Станислав, разглядывая знаки воинской доблести. — Что же Вы, Сергей Николаевич, так один и живете?

Панов вздохнул. Еще минуту назад оживленный взгляд потускнел.

— Так и живу один… — глухо подтвердил старик.

— Сергей Николаевич, о подвигах ветеранов много написано. Меня же больше интересует послевоенная жизнь бывших солдат: как она складывалась для Вас. Психологические аспекты, так сказать. Давайте сначала о своей семье…

Панов вздрогнул и еще более сник. Широков начал ругать себя, что оказался в ложной ситуации. «Надо сразу было представиться и не наводить тень на плетень. Корреспондент нашелся…» — укорил он самого себя.

Между тем старик выпил залпом стакан, не закусывая, и с ожесточенностью произнес:

— Как жизнь складывалась? Проблемы, говоришь? Были они, конечно. И жизнь у всех нас по-разному складывалась. Кто в князья вышел, кто в грязи по сей день барахтается, как я. Ты, корреспондент, думаешь, слабак я? Тряпка, да?

Взгляд стал тяжелым. Панов уставился куда-то в пространство и продолжал:

— Отвоевал я с первого и до последнего дня. Чуток лет еще в Германии прослужил. Вернулся домой орлом, а тут — бац! В родственники холуя фрицевского зачислили. Муженек-то сестры моей единокровной Анны при немцах в управе ихней работал. Его органы потом посадили, а пятно на всю семью легло. Проверки всякие начались, подозрения — тяжко было! А тут еще в пятидесятом племянничек Ефимка бандитом стал. Что называется — яблоко от яблони… Свой род совсем опозорил. Ну, с Анной я вдрызг разругался: ее вина была и в муже и в сыне — так считаю. Сама крохоборкой была, мужа с пути сбила и сынка такого же вырастила. НЭП на нее повлиял, что ли? Она ведь в 1910 году родилась здесь, а я в 1923-м. Тогда же родители переехали в город…

Услышав название родного города, Широков чуть не подскочил на табуретке. Но Панов не заметил смятения слушателя, поглощенный воспоминаниями:

— Батька магазин там частный открыл. Анька ему помогала, на том и воспитывалась, зараза! Потом нас, как новых буржуев, погнали в шею. И семья воротилась в Курск. Здесь Анна замуж по расчету вышла за пентюха своего — вертела им, как хотела. Говорили, она его к немцам в услужение и пихнула, стерва. Одно слово, жили после войны она своей жизнью, я — своей. В 52-м женился на Машеньке, дочка родилась — Ритой назвали. Господи, как жили-то хорошо! А потом, в 68-м, враз все сломалось: Машенька от рака померла, ну и понесло меня…