Александр Серый - Белая кошка в темной комнате

— Ну что же, пусть будет так, — согласился Ерофеев. — От нас также войдут находящиеся в этом кабинете сотрудники и, по необходимости, будем подключать дополнительные силы.

По пути на Корабельную, решили заехать в питомник и взять кинолога с собакой. Идею подал Саша Оладин. Правда, Свешников категорически возражал, приводя «убийственные» аргументы против этой, как он выразился, авантюры. Но Червоненко поддержала эксперта. Слушая красочные разглагольствования Игоря о никчемности в современных условиях применения в розыскной работе собак, когда мало-мальски соображающий преступник учитывает этот вариант, используя все возможности химии, Широков еле сдерживал готовый прорваться наружу смех. Он-то знал, что Игорь, мягко говоря, с недоверием относится к четвероногим друзьям, а, попросту говоря, их побаивается. Станислав также знал, что причиной сему служит одна курьезная история, случившаяся со Свешниковым на заре работы в угрозыске.

Однажды в составе опергруппы Игорь выехал на кражу в маленьком магазинчике на окраине города. В заднем отсеке машины ехала здоровенная и злющая овчарка Зита, отличавшаяся своенравным и легкомысленным характером. Когда машина встала на небольшой площади возле магазина и Свешников с товарищами вышли на свежий воздух, кинолог выпустил Зиту следом. Овчарка возбужденно заметалась по площади, погналась за дворняжкой, слишком близко подошедшей к месту действия. Затем опрокинула в лужу зазевавшегося мальчишку и, наконец, издав боевой рык, вдруг ринулась на опергруппу. У сотрудников оставался один путь бегства: высокий забор, огораживавший территорию какого-то склада. Наблюдавший за происходящим из надежной кабины водитель потом рассказывал, что в жизни не видел, как три здоровых мужика за несколько секунд покрыли расстояние в десять метров и умудрились один за другим проскочить в узкий пролом в заборе шириной в каких-то тридцать сантиметров. Причем, успели перекрыть путь отступления обломком доски. Игорь пострадал больше других, распоров гвоздем новую финскую куртку, и с тех пор не переваривает собак.

Вот и сейчас, отдав должное способностям служебных собак, он перевел острие своего обличения на все собачье племя в целом. Широков более не выдержал и расхохотался. Заметив удивление Наташи, он только махнул рукой, не в силах выговорить ни слова сквозь душащий смех. Обиженный такой реакцией друга, Игорь насупился и отвернулся. Червоненко, со свойственным женщинам тонким чувством такта, частично уловила смысл происходящего и, тронув Игоря за плечо, мягко сказала:

— Игорь Павлович, я как следователь считаю целесообразным применение собаки в данном случае. И лучше всего взять спаниеля: у него прекрасный нюх и он малогабаритный, что удобно в условиях частного дома.

Свешникова, конечно, не удовлетворило такое решение, но несколько успокоили небольшие размеры собаки, — и он кивнул, оценив внимание Наташи.

Крюк в питомник и ожидание кинолога украли минут двадцать, поэтому, выехав на мост, ведущий в заречную часть города, машина попала в пробку, как всегда, возникшую в час пик. К небольшому зеленому домику с палисадом и жестяным номерком «36» на облупившейся стене подъехали уже к пяти часам. Широков попросил товарищей побыть в машине, а сам, открыв с трудом покосившуюся калитку, подошел к крыльцу и осторожно постучал в боковое окошко с задернутыми занавесками. Через минуту-другую занавески раздвинулись, и в окошке показалась женская голова, повязанная белым платком по-деревенски. Осмотрев Станислава, голова кивнула и пропала, а затем щелкнул замок открывавшейся двери. Бушуева Екатерина Семеновна оказалась щуплой старушкой, одетой в старый зипун и стоптанные валенки.

Узнав причину визита милиции, она чрезвычайно разволновалась и засуетилась, непрерывно бормоча: «Да как же это…» Вслед за хозяйкой и Широковым в дом прошли остальные прибывшие. Червоненко предъявила Бушуевой ордер на обыск, на котором старая женщина никак не могла изобразить свою подпись трясущимися руками. Наконец, когда формальности были выполнены, а Свешников привел в качестве понятных двух таких же старушек с ужасно любопытными глазами, хозяйку попросили показать комнату, в которой проживал Петренко. Комната выглядела небольшой, но уютной. Перед единственным окошком, выходившим на улицу, стоял круглый стол, покрытый зеленой потертой скатертью. Слева от него, вдоль стены, высилась старомодная кровать, украшенная никелированными шариками. По правой стене, ближе к двери, громоздился шифоньер. Здесь еще была пара стульев с гнутыми спинками и покосившаяся этажерка с десятком потрепанных книг. На полу красовалась вьетнамская циновка.