Анна Малышева - Железный лес

У Александры пересохло в горле. Она машинально поднесла к губам чашку и сделала глоток. Кофе привел ее в себя и разогнал звенящий туман, повисший было перед глазами, когда она представила все это богатство. Маневич монотонно продолжал:

– Скульптура ко мне попадала случайно, да я никогда и не интересовался ею. Есть несколько интересных прикладных вещей Мира искусства. Немного посуды, опять же, случайно. Это я покупал наобум, я в этом не силен. Словом, работа вам предстоит большая.

Неожиданно закончив речь, он наклонился вперед, перегнувшись через стол, и резко осведомился:

– Беретесь?

– Конечно… Это большая удача для меня… – Александра с трудом подбирала слова. – Вы оказываете мне такое доверие…

– Доверие здесь ни при чем, я вас не знаю и доверять не могу! – отмахнулся Маневич. – Но я знаю Марину, она зря никого хвалить не будет. А вас рекомендовала, и рекомендовала горячо. Даже озадачила меня немного. Никогда от нее ни в чей адрес таких лестных слов не слышал.

– Иван Алексеевич, я постараюсь оправдать эту рекомендацию… – Александра слегка задохнулась, не находя слов.

Коллекционер не ответил. Внезапно он склонил голову набок и повернулся в сторону входной двери.

– На лестнице шаги, – шепотом произнес он. – Вы ждете кого-то?

– Нет, – Александра тоже машинально перешла на шепот.

– Не открывайте.

Она не успела ничего сказать. Шаги, которые теперь различала за массивной дубовой дверью и она сама, замерли. Кто-то остановился на лестничной клетке. Затем в дверь громко постучали. Александра перевела взгляд с двери на Маневича и содрогнулась. На коллекционере лица не было. Его черные глаза расширились, нос заострился, губы сжались в нитку. На лбу и висках блестела испарина.

Стук повторился. Маневич тяжело, размеренно дышал, его тонкие ноздри раздувались и опадали. Александра неслышно поднялась со стула, коллекционер остановил ее резким жестом, подняв руку. За дверью послышалось глухое бормотание. Кто-то топтался на площадке, не собираясь, по всей видимости, уходить. «Со двора видно, что в кухне горит свет, – лихорадочно соображала Александра. – Ну и что, может, забыли выключить лампу». Ее взгляд упал на замочную скважину, старую, сквозную, через которую можно было бы отлично подглядывать за тем, что происходит на кухне… Если бы Александра не оставляла ключ в замке, запирая дверь изнутри.

«Ключ! В замке изнутри торчит ключ, это же видно, значит, я дома!» Она проследила за направлением взгляда Маневича. Он тоже смотрел на ключ в замке, и Александра могла поручиться – его терзала та же мысль, что ее.

Но нежданный гость, кем бы он ни был, оказался не очень назойлив. Он откашлялся, неразборчиво что-то произнес, чем-то пошуршал, словно потерся плечом о дверь. Затем послышались удаляющиеся шаги. Александра перевела дух. Сама она совершенно не боялась ничьих случайных визитов, ее закалило многолетнее существование в мансарде полузаброшенного особняка. А уж здесь, в обитаемом ухоженном доме, с квартирной хозяйкой за стеной, с офисами на первом этаже, где были установлены охранные системы, она и вовсе не опасалась ничего. Она испугалась, потому что испугался Маневич. На лице коллекционера застыла маска ужаса.

– Ушел, – зачем-то сказала Александра, и собственное замечание тотчас показалось ей глупым, а страх – бессмысленным.

– Извините, – Маневич провел ладонью по лицу. Когда он убрал руку, в ярком свете лампочки четко обозначились темные круги под глазами. – В последнее время нервы шалят. Надо больше спать и спортом заниматься, но все дела. Так вот. Я хотел бы сейчас же с вами договориться. Какой вы берете процент?

– Смотря по вещи, – осторожно ответила Александра. – Чем дороже вещь, тем меньше процент… Вы обозначили такой высокий уровень, что…

– Хотелось бы больше конкретики! – в голосе коллекционера зазвучали прежние, раздражительно властные ноты. – Два? Пять? Десять?

– От двух до десяти, – выдохнула Александра. – Глядя по вещи. Плюс накладные расходы, если придется ехать куда-то на показ. Билеты, отель плюс страхование вещи – это в мой гонорар не входит.

Маневич смотрел на нее в упор пристальным неприятным взглядом. Она уже сожалела о своих словах. «Сейчас он откажется, и я опять останусь с натюрмортами, – с дрожью думала она. – От пяти до десяти я брала в начале нулевых, когда моя карьера только начиналась. Тогда швырялись деньгами, сейчас все экономят. Надо было сказать – от двух до пяти!»