Мария Воронова - Жертва первой ошибки

Жена не только стала сама любезность, но и сменила свои практичные ночнушки на какую-то соблазнительную кружевную штуку, в которой в самом деле выглядела гораздо лучше Глаши. Федор смотрел на точеные коленки и плоский животик Тани и думал, что женщины все-таки или сами дуры, или сильно переоценивают глупость мужчин. Неужели всерьез можно считать, что двадцать лет тоски и неприязни за секунду стираются кружевной тряпкой?

Он вспоминал, как Лена советовала ему разок дать матери по морде, и думал, что, наверное, зря не последовал этому совету. Бить, конечно, нельзя, но пригрозить уходом из семьи стоило еще на заре совместной жизни. Сэкономил бы себе и дочери кучу нервов, хотя это все равно не прибавило бы отношениям ни теплоты, ни искренности.

…Жена легла рядом, и Федор из вежливости переспал с ней. Было ни хорошо ни плохо. Никак.

На следующий день он изложил Глаше свой план. Она засмеялась:

– Толково придумано. Всем сестрам по серьгам.

– Нет, правда. Если мы уедем куда-нибудь в отдаленные районы, то и тебе хорошую должность подберем, и там все будут думать, что ты моя официальная жена.

– Мне еще два года учиться.

– Хорошо, через два года уедем. Время быстро летит.

Глаша пожала плечами:

– Так быстро, что нет разницы, вместе мы или врозь.

– Разницы, конечно, нет, – согласился Федор, – но вместе лучше.

Глаша усмехнулась.

– Лучше-то лучше, но скажи, друг мой, что ты видишь сейчас на этом столе?

Федор удивился вопросу, но послушно сообщил, что на столе перед ним стоят две чашки чаю и тарелка с бутербродами, два с сыром, два с докторской колбасой.

– И все?

– И все.

– А видишь ли ты, Феденька, какой-нибудь омлет или котлеты?

– Нет.

– И не увидишь.

– Ладно.

– Это ты сейчас так говоришь, пока есть куда отступать. Федя, если честно, то я боюсь с тобой съезжаться.

– Почему? Ты хочешь обязательно штамп в паспорте?

– Не в этом дело. Сам видишь, хозяйка-то я никакая, а ты привык.

– Отвыкну.

– Это не так просто будет сделать, как тебе кажется. Я хоть и хирург, а все-таки женщина и вижу, какой ты ухоженный мужик. Всегда чистенький, настиранный, наглаженный…

– Спасибо.

– Жене твоей спасибо. Ты ж только руку в шкаф протягиваешь, да и то скорее всего она сама тебе вещи выдает каждое утро, верно?

– Ну, в общем, да…

– И кормит получше, чем вот это.

– Да, Татьяна великолепно готовит.

– И каждый день?

– Каждый.

– Вот видишь. Со мной такого не будет у тебя. Вещи твои прокручу в машинке вместе со своими, но и только. Сорочки гладить – сразу нет.

– Это печально, – улыбнулся Федор.

– У меня такая специфика работы, что операции длятся по пять-шесть часов, а то и больше. К вечеру будто по чайнику в каждой ноге, я еле иду, ну ты видел.

– Да, Глашенька.

– И сил уже ни на что не остается, я просто падаю в кровать. Знаешь, иногда я с радостью думаю, что сегодня ты не придешь и можно не прибираться.

– И так можно, даже если я приду.

– Да, ты великодушно будешь не замечать беспорядок, пока ходишь сюда в гости, а когда это станет твоим домом, все тут же изменится. Точно так же и с едой – тебе плевать ровно до тех пор, пока ты возвращаешься к домашней стряпне твоей жены.

– Вообще-то у нас есть помощница по хозяйству, – вспомнил Федор.

– И ты думаешь, она будет ходить сюда, когда ты переедешь?

– Вряд ли.

– Вот именно. Мне кажется, лучше оставить как есть, потому что риск операции слишком высок.

– Знаешь что, Глашенька?

– Что?

– Пойдем-ка ляжем.

За стенкой у соседей бормотал телевизор, а в кухне, Федор слышал, мерно капала из крана вода, с глухим стуком ударяясь о старую пористую эмаль раковины. «Надо подтянуть», – подумал он по-хозяйски.

Глаша лежала рядом, глядя в потолок и улыбаясь.

– Не хочу уходить, – сказал Федор.

Она промолчала.

– Я ведь довольно долго жил один и умею сам о себе позаботиться.

– Поздравляю.

– Бытовухи я не боюсь, Глаш. Ну, поскандалим пару раз, так без этого не бывает.

– Ты будешь неухоженный, злой и несчастный.

– Зато с тобой.

– Ты и так со мной. И я с тобой.

– Это слова, Глаша, и они не помогают, когда надо встать и уйти.

– Нет, не слова.

– Все равно не помогают.

– Федя, а ты не в курсе разве, что на чужом несчастье своего счастья не построишь?

– В курсе, – буркнул Федор – разговор ему не нравился, ведь он все для себя решил, – скоро пойду, давай только полежим еще немножко.

– Давай.

– Только не обнимай, а то сил не хватит от тебя оторваться.