Анна Данилова - Черная перепелка

— А вам не приходило в голову, что вы подставляете вашу подругу Соню?

— Нет, нисколько. Она-то здесь при чем? Никто никогда не подумал бы на нее. Да и вообще, почему вы спрашиваете про Соню? Мало ли кто мог пробраться в дом и совершить там преступление? Самое удивительное и потрясающее произошло позже, когда мои подруги предложили отметить Новый год в доме Марты Круль. Вот это была бомба!!!

Все, что рассказывала потом Тамара, полностью совпадало с рассказом самой Сони.

— Можете себе представить, в каком я была состоянии, когда мы, нагруженные сумками, вошли в дом и Наташа отправилась его осматривать? Я ждала ее крика, вопля! И она, представьте себе, закричала, но не от страха, что увидела мертвые тела, она, дурочка, нашла, оказывается, в шкафу елку!

— Скажите, Савушкина, кто мог вынести тела?

— Ясно кто — те люди или тот человек, который проник в дом после того, как Соня там прибралась и спустила, бедняжка, тела в подвал. Какие-нибудь бомжи, к примеру! Я слышала, что тела привезла на Нефтебазу Динка Логинова, я знаю ее, баба просто помешана на деньгах. Но не думаю, что это она. Другое дело, она могла случайно найти их где-нибудь… И трупы, и вещи… Это надо с ней говорить. Она баба хитрая, но, если прижать ее и повесить на нее убийство, она все расскажет, никуда не денется.

— Тамара, как вы вообще жили весь этот месяц? Как пережили Новый год в том доме? У вас сердце вообще есть?

— Было, — дрогнувшим голосом произнесла она. — До того самого дня, пока у одного красивого парня на рыбалке не заболел бок и он с острейшей болью не попал на стол доктора Тропинина…

Джип лихо затормозил возле одного из корпусов санатория, из него вышла Дина Логинова в длинном пушистом жилете из чернобурки и замерла, не зная, что ей делать — вдоль аккуратной расчищенной дорожки среди высоких заснеженных сосен выстроились пять машин. Это были, судя по номерам, прокурорские, полиция и еще кто-то, возможно, Закатов.

Адвокат предупредил ее, что вдовец обещал весь город перерыть, но убийцу молодой жены найти и уничтожить. Хотя, чего уж тут раздумывать, когда за ней следили и еще вчера вычислили, кому она звонила, кого навещала. Но это же не преступление — навестить своего сына! Да, она определила его в санаторий, подправить здоровье.

Только вот почему они все здесь? Зачем понаехали? Что уже успели узнать? Что он им сказал?

А что, если Закатов первый вычислил Сашу? Что, если, не разобравшись, расправился с ним?

При мысли об этом Дина, воображение которой нарисовало жуткую кровавую картину, почувствовала, как кожа под одеждой отреагировала, покрываясь мурашками. И зубы застучали.

Возле крыльца она увидела мужчин, которые курили и тихо переговаривались.

Вот чего они ждут? Что случилось там, внутри?

Это был не больничный корпус, а гостевой, и там в одном из номеров прятался загнанный в угол Саша, ее единственный сын, который должен был сейчас жить в Москве и учиться на втором курсе престижного экономического института имени Плеханова, а вместо этого лежал сейчас под капельницей, очищая свою кровь от собственных, возможно даже, непоправимых ошибок.

Она не чувствовала своих ног, двигалась как во сне, словно плыла навстречу своему горю. Приблизилась к мужчинам, пытаясь найти среди них знакомое лицо — она хотела говорить только с Дождевым. Но его не было.

Как ни странно, ее никто не остановил, не окликнул, мол, вы кто, куда идете, туда нельзя.

Она шагнула в теплое нутро корпуса, глотнула запах деревянных панелей и мыла, прошла уже знакомым маршрутом до двери, открыла ее, пальцами даже не чувствуя ручки.

В комнате было светло, голубоватый молочный свет осветил широкую кровать, на которой сидел, опустив голову, Саша. Напротив него в кресле сидел Дождев. И, к счастью, больше никого.

Она подумала: «Как же хорошо, что посторонних нет».

Словно он, сам Дождев, в ту минуту перестал быть посторонним.

— Что он вам сказал? — спросила она, усаживаясь на кровать и обнимая сына.

Он совсем раскис. В сером спортивном костюме, худенький, бледный, он смотрелся как раненая птица, с закатанным рукавом и костлявой тоненькой ручкой с каким-то печальным больничным пятном белого пластыря на сгибе. Пузырек в капельнице, сиротливо стоящей в углу комнаты, был пуст. Значит, все-таки прокапал положенное.

— Ма, я все рассказал, — сказал Саша и заплакал.

До ее появления он еще держался, а вот теперь, когда она была рядом, он снова почувствовал себя маленьким мальчиком и стал еще слабее.