Дмитрий Захаров - В пяти шагах от Рая

Зорин сидел неподвижно больше четверти часа, затем достал личную рацию, ввел код. Услышав отклик, он отдал короткое приказание. Там возникла пауза, после которой последовал ответ:

– У нас серьезные проблемы?

– Вас это не должно касаться! – закричал Зорин. Он и правда был не в себе! – Прием!

Абонент сохранял молчание, и это было хуже всего! Ох уж этот человеческий фактор и добросердечная славянская душа!

– Ваше решение невыполнимо… – последовал сухой ответ.

Черт! Черт! Черт! Все придется контролировать самому!

– Буду завтра! – сказал он ледяным тоном. – Все подготовить к эвакуации. Отбой!

Он откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза. Голос умолк. Он имел обыкновение возникать, когда не ждут, и исчезать, когда становился нужен. Веко на правом глазу часто задрожало, словно крылья колибри. Он включил зажигание, преданно заурчал мощный мотор. В зеркальце отразилось моложавое загорелое лицо ковбоя с рекламного плаката. Вполне привлекательная внешность, кабы не налет безумия в глазах цвета стали. Зорин подмигнул отражению и придавил педаль газа.

Вой сирены утробно загудел в 6:30 утра. От зловещего звука пробирала дрожь. Ребята выбежали из бараков на построение, толпясь в узком проеме барака. Опоздание на минуту грозило внушением, на три минуты – карцером. Пятиминутное опоздание считалось грубейшим нарушением дисциплины, меру наказания определял лично Мастер. Утро выдалось пасмурным и дождливым, температура воздуха была двенадцать градусов по Цельсию, но форма одежды для курсантов ограничивалась шортами, девочкам дополнительно полагалась короткая майка, которая не особенно согревала. Сирена умолкла. Дождь усилился, светлые шорты намокли, приобретя унылый коричневый оттенок. Громкоговоритель заскрипел, как несмазанные детали старой машины.

– Тьма египетская опустилась над миром!

Ребята повторяли звонкими голосами:

– Тьма египетская опустилась над миром!!!

– Чертог наполнялся друзьями!

– Чертог наполнялся друзьями!!!

Курсанты стояли в два ряда. Двадцать восемь мальчиков, шесть девочек. Лица были суровы, брови насуплены. Несмотря на холод и влажную морось, никто не проявлял недовольства, на лицах читалась взрослая ожесточенность и готовность к борьбе. Каждое утро на протяжении семи недель они слово в слово повторяли набор казавшихся бессмысленными фраз.

– Кулак мой ударом разит! – захрипел динамик.

При этих словах дети дружно выбросили вперед сомкнутую в кулак правую руку. Белокурый мальчик, стоящий на левом фланге строя, замешкался, его кулак вылетел с едва заметной задержкой, но зорко следящий за строем охранник заметил и сделал пометку в блокноте.

– Кулак мой ударом разит! – тоненько кричали девочки, стараясь не отставать от мальчишек.

– Пощады вовек не дождутся враги!

– Пощады вовек не дождутся враги!!!

Речевка длилась еще пять минут, наконец репродуктор умолк. Над площадью воцарилась тишина, нарушаемая карканьем ворон и капелью дождя. Из белого домика, обшитого сайдингом, вышел молодой мужчина. Он был альбиносом, а их, как известно, менее трех процентов во всей человеческой популяции. Отлично развитая мускулатура и упругая гибкость в движениях свидетельствовали, что он посвятил спорту большую часть жизни. Синяя татуировка на левом плече, изображающая битву дракона со змеей, влажно блестела под дождем. Мужчина легко вскочил на дощатый помост перед плацем, вскинул сомкнутый кулак в приветственном жесте:

– Слава бойцам!

– Слава! – Сомкнутые кулачки подростков взлетели следом.

– Слава героям!

– Слава!

– Смерть нашим врагам! – Жилистый кулак дважды взлетал к небу. Жест напоминал гитлеровское приветствие, заимствованное фашистами у древних римлян.

– Смерть врагам!!! Смерть! – дружно закричали дети.

Мужчина провел ладонью по уложенным в косицу на затылке белым волосам. У него были улыбчивые прозрачно-голубые глаза и высокие скулы. При общении с ним хотелось отвести взор, кроваво-красные белки глаз неотступно следили за собеседником, в них угадывались леденящий холод и осколки безумия. Безумие, удачно замаскированное дежурной улыбкой, но готовое в любой момент вырваться наружу. К нему приблизился охранник, что-то тихо прошептал. Мужчина кивнул.

– Левша!

– Есть, Мастер! – Из строя вышел замешкавшийся на речевке мальчик.

– После завтрака зайдешь ко мне.

– Так точно, Мастер! – Мальчик побледнел.