Влада Юрьева - Явный, сумрачный, финальный

– Я помню. А даже если бы это был оригинал, вроде как нет оснований предполагать, что речь идет о вашей книге. В конце концов, от оригинального тиража девятнадцатого века и сегодня сохранилось больше сотни копий! Но из них лишь малая часть находится в свободной продаже. Соответственно, какой бы огромной ни казалась цена, для такой редкости два миллиона – это чудовищно мало. На легальных аукционах она продавалась за двенадцать, а то и больше. Почему вдруг этот экземпляр уценили? Я стала разбираться и нашла объективную причину. При похищении книга пострадала, потеряв несколько страниц и получив глубокую царапину на задней стороне обложки. Совсем как ваша. И я не думаю, что вы стали бы портить вашу легальную копию в полном соответствии с украденным образцом.

Если бы у нее и были сомнения относительно своей правоты, то ненависть, мелькнувшая в глаза Степана, окончательно развеяла бы их.

Впрочем, Вероника пришла на эту встречу без сомнений. Это она просила Ланфен обустроить все так, чтобы Степан, вопреки своему обыкновению, присутствовал на собрании.

– Вот здесь мне очень помогли наблюдения Алексея Петровича за вашими счетами – ведь и вас он проверял, – добавила Вероника. – Это было предсказуемо, вы входили в его ближайшее окружение. По вашим счетам в момент покупки книги не было никаких операций – не только зачисления, но и снятия. Более того, этих двух миллионов не было у вас и ранее. Вы хорошо зарабатываете, но не настолько хорошо. Конечно, вы можете заявить, что получили эти деньги пусть и незаконно, однако со смертью Стеллы это не связано. Но тогда вам придется рассказать, за что поступила такая сумма – во всех деталях, с доказательствами. Не для полиции, а чтобы убедить нас.

Он не смог бы это сделать. Он это знал, все это знали. На фантазию Степан не жаловался, на интеллект – тоже, мог бы что-то придумать. Но здесь собрались люди, которые умели прорабатывать версии. Просто так, без подготовки, он не смог бы обмануть их – а он вряд ли хранил в памяти достаточно фактов, чтобы соврать что-то стоящее.

Каждому из присутствующих еще предстояло полностью свыкнуться с этой мыслью, принять ее. Веронике тоже было непросто, но она первой прошла через это. Только она и сумела задать вопрос, интересовавший всех:

– Поясните Алексею Петровичу то, что я пояснить не смогу… Зачем?

Они остались в кабинете втроем. Таким было требование Степана: говорить при всех он отказывался. Собственно, он и вовсе хотел остаться с Троновым наедине, но Ланфен настояла на своем присутствии. Она не считала Степана угрозой, скорее, хотела убедиться, что Алексей не поддастся эмоциям и не сделает какую-нибудь глупость.

Потому что поводов для эмоций тут хватало. Дело было не только в Стелле, хотя ее смерть сама по себе стала для ее мужа идеей фикс, ночным кошмаром, не отпускавшим его годами. Ее убийца давно сделался его личным демоном. Вряд ли он мог предположить, что этот человек постоянно был рядом… что это его друг!

У Тронова было мало друзей. Он умел быть профессионально вежливым и приветливым со всеми, однако к себе подпускал единиц. Тех, кому доверял. И Степан уже много лет входил в их число… Они постоянно пересекались по работе, знали друг друга, подстраховывали, выручали. Именно Степан был одним из первых, кто пришел на помощь Алексею после смерти Стеллы, не дал сойти с ума. Он же стоял у истоков проекта – главного детища Тронова на сегодняшний день.

Он не мог, не должен был.

Но сделал.

– Итак, я жду. Почему же?

Пока что Тронов казался невозмутимым и собранным. Ланфен не позволила себе расслабиться, она следила за тем, чтобы мужчины постоянно находились в разных углах кабинета.

– Потому что на тот момент это показалось мне правильным решением, – сдержанно ответил Степан.

И это было самым страшным – его спокойствие. Всем своим видом он показывал, что убийство Стеллы не было для него эмоциональной ошибкой. Он просто делал то, что было для него удобнее и выгоднее.

Как он и сказал Веронике, он не имел ничего лично против Стеллы. Скорее, она была ему безразлична. Стеллу, с ее детской непосредственностью и не самым лучшим образованием, он считал существом второго сорта, однако не афишировал это. Он видел, что у нее нет в жизни интересов и устремлений, кроме семьи. Для Степана это было поводом для презрения.

Поэтому он не воспринимал ее как полноценную супругу Тронова. Если Арину он еще мог признать в этой роли и уважать, то Стеллу – нет. Для него она была блажью, прихотью со стороны психолога. Нечто вроде очень дорогого украшения для дома или, в лучшем случае, домашнего животного, которое можно любить, но нельзя считать равным человеку.