Наталья Андреева - МоLох

— Кого, Леня? — спросил тот.

— Операционистку. Сестру вашей… — Байдашев запнулся и посмотрел на Боброва. — Она исчезла. Объявили медленный танец, вы пошли танцевать с… — Байдашев опять посмотрел на Боброва. — Потом снова был медляк. Народ хлынул на танцпол. Пока я протискивался туда сквозь толпу, девушка исчезла. Мне за спинами было не видно, с кем именно она ушла, — чуть ли не впервые Байдашев пожалел о том, что он не огромен, как его босс, который возвышается надо всеми горой.

«Он ушел с женщиной», — вспомнил вдруг Бобров слова Мартина. «Убийца… Значит, не Байдашев ушел с женщиной, а тот, кто убивает свидетелей…»

— Но почему вдруг Шурочка? — он беспомощно посмотрел на Байдашева. — Выходит, это и есть тот второй член преступной группы, работающий в нашем банке?

— Она заводила Липкину в хранилище, — устало сказал Байдашев. — А та вместо своей ячейки, денег в которой не было, открывала чужую. Дубликатом ключа, которые изготавливал Толоконников. Грабил ячейки клиент банка, а не сотрудник, в том-то и штука. Главаря на видеозаписях нет и быть не может. Он действовал через баб. Через свою любовницу и через дочь. Потому что я думаю, главарь — Зиненко. Но я вычислил его сообщника в банке. Операционистка с ключом — мастером всегда была одна и та же…

— Бежим! — заорал Бобров, не дослушав.

— Стой! Куда?! — вцепились в него Квашнин с Байдашевым.

— Надо найти Шурочку! Она в опасности!

— А где я, по-твоему, был?! — заорал Байдашев. — Обыскался ее! По берегу лазил! В темноте ни черта не видать! Он ее, скорее всего, придушил и утопил. В речку скинул. А там течение — ого-го! Бесполезно. До утра не найдем. Да и утром… Ее могло далеко утащить.

— Может, обойдется? — пробормотал Бобров, охолонув.

— Как только рассветет, полицию надо вызывать, — твердо сказал Квашнин.

— А как же банкет? До воскресенья ведь оплачено? — Байдашев с Бобровым переглянулись.

— Я свое получил, остальные меня не волнуют. Слушай, Ленчик, у тебя сигаретки нет? — просительно сказал Квашнин.

— Сейчас принесу, — и Байдашев шагнул в темноту.

— Нет, так нельзя… Ося! — опять заорал Бобров, в котором остатки разума, заметно помутившегося от такого количества коньяка, боролись с потребностью совершить поступок, сейчас, немедленно, пробужденной этим же коньяком. — Где ты, Ося?! Надо ее найти, — упрямо повторил он.

— Смотри, сам в воду не свались, — усмехнулся Квашнин.

До утра Бобров, Гольдман и Бетси шарили в кустах, вглядывались в темную речную воду, стоя на понтонном мосту, который опасно раскачивался под ними. К рассвету Бобров обессилел.

— Идем спать, Андрей, — умоляюще сказала Бетси. — А вдруг Шурочка с Миллером? Или еще с кем-нибудь? Утром разберемся.

— Точно! Олег! — и Бобров кинулся к своему домику.

Миллер был там, спал. Как ни странно, один. Хотя на красавца многие заглядывались. Но Миллер это проигнорировал.

— Олег! — потряс его за плечо Бобров. — Слышишь, Олег?

— Ну, чего? — не открывая глаз, спросил Миллер.

— Ты Шурочку не видел?

— Чего?

— Шурочки, говорю, нигде нет!

— Не в моем вкусе, — зевнул Миллер и опять уснул.

— Отстань от него, — сердито сказал Ося. — И сам ложись. Лиза, я тебя провожу, — он нежно посмотрел на Бетси.

— Нет уж, оставайся с ним, — сердито сказала та. — Чтобы он никуда не сбежал. Он пьяный, не дай бог, в речку свалится. А я сама дойду.

— Хорошо, — послушно кивнул Гольдман. — Андрюша, надо баиньки. Утро вечера мудренее.

Бобров и сам почувствовал, как валится с ног. Он не помнил, как Гольдман с Бетси помогли ему раздеться, как Осип, несмотря на протесты Бетси, ушел с ней. Как он потом вернулся и вместо того, чтобы тоже уснуть, еще долго смотрел в окно, на занимающуюся зарю. И улыбался своим мыслям.

Следующий день по-настоящему начался только к обеду. Все спали мертвецким сном, даже Байдашев. Первыми из своего коттеджа выползли Зиненки, Анна Афанасьевна и Кася. И пошли разжигать мангал и растапливать дровяную печь, которая тоже стояла под навесом. Во всех домиках было электричество, тем не менее, Анна Афанасьевна вынесла огромный закопченный чайник и водрузила его на уличную плиту.

Утро было теплым, но пасмурным. Казалось, дым от мангалов, горевших всю минувшую ночь, закоптил небесный купол, который стал похож на днище перевернутого котла.

Пока Зиненки возились у плиты и накрывали стол для завтрака, народ начал просыпаться. Лица у всех были помятые и хмурые. Почти все накануне перебрали, и теперь мечтали о том, чтобы поскорее похмелиться.