Наталья Андреева - МоLох

Сегодня он понял, что пришла старость. Хотя по возрасту он еще далеко не старик. Но для красивых девушек, таких, как Нина, он не мужчина, а мешок с деньгами, и можно добиться своего, пока есть эти деньги, но это сделка, которая будет немедленно расторгнута, когда денег не станет. Удел стариков за все платить, в том числе, и за плотские радости.

Он хотел, было, немедленно уехать, в крайнем случае, утром, потому что все пьяные, и его водитель тоже. Уехать и обо всем забыть. Шлюшек в Москве хватает. Нина заслуживает того, чтобы ее обмануть. Оставить здесь, в Чацке, после того, как Квашнин от нее все, что хотел, получил. Она холодная и неумелая. Деревянная, зажатая, и робкая, ей бы в бордель, поучиться.

Но потом он подумал, что жизнь все расставит по местам. И за этим любопытно будет наблюдать. Не известно, накажет он Нину больше, если оставит ее здесь, или когда увезет в Москву. Где Нина будет одной из многих. Что до Свежевского, то он подонок, но, слава богу, глуп. Подпишет, не глядя, то, что подсунут. Думая, что ему, Квашнину, нужна Нина. И ради Нины он будет землю рыть, зарабатывая деньги. И делясь с ее мужем, лишь бы обладать Ниной.

Ни один из них не догадывается о его планах. О том, как скверно обстоят дела в «Счастливом». И вообще в стране. Во всем мире. О том, что скоро этот мир рухнет, вместе с его банками, биржами, сырьевыми рынками. Рухнет мировая экономика. И планету накроет черная туча. И все, что случилось сегодня, отойдет в разряд ненужных воспоминаний. Лишних воспоминаний. Которые будут погребены под роковыми новостями.

Вот чего они все не понимают, а он, Василий Квашнин давно уже просчитал. Да, может, еще Мартин все понял и тоже все просчитал. Потому и пьет горькую, зная, что изменить ничего нельзя. Скажи он правду — кто ему поверит.

«У кого бы стрельнуть сигаретку?» — напряженно думал Квашнин, прислушиваясь к льющейся в душе воде. И с досадой подумал, что скоро вернется Нина со своей натянутой улыбкой и жалкими глазами. И ляжет рядом, стараясь почти не дышать. А, скорее всего, начнет обсуждать то, что сейчас случилось. И это еще хуже, потому что обсуждать нечего.

«Мой водитель не курит. Из солидарности со мной. Надо Ленчика найти. Ленчик достанет сигарету. Он все может достать. И ему не стыдно стрелять сигареты. Для Ленчика давно уже нет такого понятия, как стыд», — подумал Квашнин и встал.

Он накинул огромный полосатый махровый халат и пошел искать Байдашева. Когда Нина вернулась в спальню, она была пуста.

Нина без сил опустилась на кровать. «А как же слова?» — подумала она. «Что теперь будет? Он же мне ничего не сказал! И не пообещал. Понравилась я ему, не понравилась? Все ли сделала так? Он ушел. Просто взял и ушел. Господи, что я маме-то скажу?!»…

Квашнин искал Байдашева. Бобров тоже искал Байдашева. Они оба спрашивали у пьяных людей (а теперь пьяны были все) не видел ли кто Байдашева? Поэтому настал момент, когда Квашнин с Бобровым столкнулись нос к носу. То есть, Бобров почти что уткнулся носом в широкую грудь Квашнина.

— Не спится? — иронией спросил тот. — Слушай, у тебя сигаретки не найдется?

— Не курю, — мрачно сказал Бобров.

— А твой друг? Доктор?

— И он не курит.

— Жаль.

— А вам, почему не спится? — ехидно спросил Бобров.

— Курить охота, сил нет. Вот, Ленчика ищу. Он знает, у кого стрельнуть сигаретку, — простецки сказал Квашнин.

— Да вы у холуя своего спросите, у Стасика. Он курит.

— Точно! — обрадовался Василий Дмитриевич. Бобров хотел, было уйти, но Квашнин придержал его за плечо. Сказал: — Не стоит она того.

— Кто? — спросил Бобров, хотя прекрасно понял, о ком идет речь.

— Подружка твоя бывшая. Вот сестра ее — дело другое. Ты чуть не вытянул пустышку, парень.

— Хотите, чтобы я вам спасибо сказал? — окрысился Бобров.

— Я не хочу, чтобы ты дров наломал. Мне только самоубийц не хватало. И без того перебор с трупами. Впрочем, твои друзья тебе не дадут. Хорошие у тебя друзья, Андрюша, — с сожалением сказал вдруг Квашнин. — А вот у меня их нет. Одни холуи. Я за все плачу: за любовь, за дружбу, за преданность. За все, что ты получаешь даром. Может, в этом и есть справедливость?

Бобров хотел, было съязвить, но из темноты вдруг вынырнул Байдашев. Он был трезв, как стекло, ботинки грязные, одежда помятая, волосы взъерошены, на щеке глубокая царапина. Пока Байдашев лазил в темноте по лесу, его пребольно хлестнуло по лицу веткой. Хорошо хоть, глаза остались целы.

— Я ее не нашел, — хрипло сказал Байдашев, снизу вверх глядя на Квашнина.