Александр Горский - Не наше дело

Ульрих умер, но я-то был еще живой, впрочем, так же, как приближающиеся стражники. Увидев падение Дикого, они сбавили темп, но все же не остановились. Я не стал их дожидаться и потрусил к воротам. Когда я был в нескольких метрах от ограждения, ждущий меня Зиверс распахнул калитку, и я словно мышь, избежавшая кошачьих когтей, прошмыгнул внутрь. Зиверс захлопнул калитку.

— Они убили Ларсена, — заорал я, отбросив меч и схватив Зиверса за куртку, — они убили Ларсена! Ты, тварь! Почему вы не стреляли?

Я тряс Зиверса со всей дури, но он стоял, опустив руки, и не сопротивлялся. Тяжелая рука легла на мое плечо и потянула в сторону. Я отпрыгнул, ожидая, что это один из охранников, и увидел Гартмана.

— Они не могли стрелять. — Профессор шагнул ко мне, загораживая Зиверса.

— Что значит — не могли? — Я почувствовал подступающую к горлу тошноту. — Они убили Ларсена. Они разрубили его пополам. Пополам, профессор!

Я скрючился, и меня наконец вывернуло. Откуда-то сверху, приглушенно, словно сквозь толщу воды, доносился голос Зиверса:

— Вы отошли слишком далеко. У нас не было возможности вести прицельный огонь, мы могли подстрелить вас, Эдди.

Я выпрямился и вытер рот рукавом.

— У нас только короткоствольное оружие, из него невозможно прицелиться дальше, чем на сто метров. Вы понимаете меня?

— Ясно. — Я махнул рукой и побрел к крыльцу. Мне была нужна вода. Я хотел пить и умыться.

— Эдди! — крикнул мне вслед Зиверс. — Почему они напали на вас?

Я обернулся.

— Кто-то убил Готфрида. У вас много патронов? Тысяч двадцать будет?

— Двадцать? Да что вы, к каждому пистолету по четыре обоймы и столько же к «хэклерам». — Я понял, что он говорит про короткоствольные автоматы, которыми были вооружены охранники.

— Тогда, я думаю, у нас мало шансов дотянуть до утра. Они не простят нам Готфрида.

— Но мы не убивали Готфрида! — воскликнул Зиверс.

— Теперь это уже не важно. Больше переговоров не будет.

Я вновь устало махнул рукой, показывая, что разговор окончен, и вошел в здание. Ничего не отвечая, я прошел сквозь бросившуюся мне навстречу толпу людей, которые хотели узнать от меня хоть что-то. Поднявшись на второй этаж, в коридоре которого все еще воняло гарью, я отпер дверь нашего отсека, не пострадавшего от пожара, и прошел внутрь. Хотелось раздеться, свернуться клубочком под одеялом и уснуть, а проснувшись, узнать, что все случившееся сегодня приключилось со мной лишь в глупом кошмарном сне. Можно будет рассказать об этом Гартману, вот он повеселится, а потом раздавить на двоих бутылочку коньяка. Я зашел в душевую, прополоскал как следует рот и горло, а после долго пил воду из-под крана. Однако утолить жажду водой никак не получалось. Покопавшись в чемодане под кроватью, я извлек упаковку с подарочным «Хеннесси» и, разорвав уже явно ненужную коробку, открыл бутылку. Коньяк словно старый, все понимающий друг сразу окутал меня своим теплом. Я сделал еще один глоток и услышал чьи-то шаги. На пороге комнаты появился профессор.

— Присоединяйтесь, Юрий Иосифович. — Я махнул рукой Гартману.

Он, кряхтя, опустился на пол рядом со мной. Я протянул ему бутылку, и профессор махом влил себе в рот изрядное количество коньяка.

— За Ларсена. Пусть земля ему будет пухом.

Гартман возвратил мне бутылку, и я тут же впился в нее губами.

— Она скоро всем нам будет пухом, хотя, я вам так скажу, она здесь чертовски каменистая. Я думаю, наши тела не будут закапывать, а просто сбросят в море.

— Не дрейфь, пацан, — Юрий Иосифович вновь отобрал у меня коньяк, — кстати, на, закуси. — Он протянул мне уже подтаявшую шоколадку. — Я сейчас разговаривал с Зиверсом, возможно, все не так плохо.

— Он нашел еще патроны?

— Нет, — покачал головой Гартман, — но оказывается, когда только нас начали обстреливать и начался пожар, он связался с еврокомиссаром в Брюсселе и затребовал помощи.

— И что, они позвонят Торбьорну и скажут, чтобы нас не убивали?

— Это вряд ли, а вот ближайший натовский военный корабль они на помощь прислать обещали.

— И насколько к нам близок этот корабль?

— Вполне, — кивнул Юрий Иосифович, — Зиверс недавно вновь выходил на связь, нам надо продержаться буквально до утра. Утром здесь будет американский эсминец.

— До чего они шустрые, эти янки, — от коньяка меня уже развезло так, что я даже не обрадовался грядущему спасению, — янки-обезьянки. Они везде, где дерьмом воняет. Порой не успеешь обделаться, а они уже тут как тут.