Виктория Лисовская - Клад Василия Блаженного

От удивления он даже зажмурился.

Боже Иисусе, как же вкусно!

За столом разговор шел, конечно же, вокруг строительства нового храма.

На месте разрозненных деревянных церквушек, разбросанных по всему Троицкому надворью, решено было выстроить один большой храм, причем, что удивительно, храм сделать каменный. На смену старой деревянной Москве шла новая, каменная, которой не были страшны постоянные пожары.

Пригласили на строительство более трехсот мастеров и зодчих из самого Новгорода и даже Пскова, Ладоги и окрестных деревень.

Один из главных помощников Бармы — государев мастер Иван Шишаев — вполголоса обратился к соседу по столу Михею, Петра сыну:

— Слышь, Михей, что-то долго они заседают! А вдруг батюшке Иоанну Васильичу не понравится Постника задумка!

— Страшен Иоанн во гневе, — еще тише добавил Михей. — Не сносить нам всем головы, — покосился он глазами на соседние палаты, куда некоторое время назад удалились на встречу с царем Барма и два его главных товарища — Иоанн Хромой и Василий Новгородский.

— Да вы что! Мужики! Даже думать не смейте о худом! — обратился к ним старый Никодим. Тот, несмотря на преклонный возраст, еще был прозорлив в строительстве и обладал несомненным авторитетом среди мастеровых. — Постник, сын Якова, такое чудо чудное придумал, а не храм. Больше нигде такого не будет, не только в граде Московском, но и во всех заморских краях. Мне сам Постник сказывал, что батюшке-царю обязательно понравится!

— Так уж тебе и сказывал?! Сам Постник? Брешешь ты все, Никодим! — грубо ответил Михей. — Будет он с тобой своими планами делиться?

— А вот и не брешу. Ладно, не сам Постник сказывал, а Ванька Хромой говорил! Про чудо чудное! — с обидой ответил старый рабочий.

— Ванька Хромой языком мелет, что хочет! Веры ему нет никакой! — зло отбрил Михей.

— А я ему тогда и скажу, как ты о нем отзываешься! — продолжал гневаться Никодим.

Он насупился и со злобой смотрел на обидчика. Того и гляди, драка начнется!

— Все, хватит собачиться! Не на стройке ведь, а в княжеском тереме. Побойтесь Бога! Побойтесь царя! — остановил перепалку Шишаев. — А понравится — не понравится задумка Постника, мы скоро все узнаем!

Ванютка зажмурился, ярко представив, что будет, если задумка нового каменного храма не понравится батюшке-царю, долгие лета Иоанну Васильевичу!

Ох уж и суров был царь в гневе! Тут были правы старшие подмастерья! Но и отходчив бывал Васильевич, здесь все зависело от настроения верховного правителя!

Но пока ничего не показывало на царскую опалу. Яства на столе и питье хмельное не заканчивались, красные девицы сновали с кувшинами и чарками с квасом и вином от гостя к гостю.

«Стали бы нас так кормить, если бы что не устраивало?» — подумал Ваня и откусил от крылышка румяного поджаренного гуся.

Улыбнувшись красавице в малиновом сарафане, которая едва ли была старше Вани, мальчик придвинулся к дяде Никодиму и спросил:

— Дядька Никодим, а точно мы чудо дивное построим? Точно тебе об этом сам Хромой говорил?

Старик почесал тощую козлиную бородку и ответил мальчонке:

— Вот те крест, говорил он. А они не верят, ироды, — со злостью, но негромко выругался старик. — Думают, совсем я из ума выжил. Вот увидите все скоро, — потряс он сухоньким кулачком. — Да, и еще… — он почти прижался губами к уху мальчика и прошептал: — Еще Василий святой, Нагой, пророчествовал, что на этом самом месте чудо-храм будет, какого еще мир не видывал!

— Да ладно?! — удивился мальчик.

— Вот те крест, чистая правда! — Никодим удовлетворенно улыбнулся.

В этот момент по рядам гостей пошел шепот, а потом все как один подскочили с вышитых лавок и поснимали шапки, наклонив головы.

Ваня в первый момент и не уразумел, что же произошло, пока его буквально не вытолкал со скамьи старый Никодим.

Мальчик вцепился в ворот нарядной рубашки, внезапно стало душно, трудно дышать.

В горницу величаво вошел молодой боярин, почти отрок. Боярин был невысок, даже мал ростом, но широк в плечах, несмотря на довольно юный возраст. Одет в расшитый шитьем кафтан, на котором сверкали разноцветные каменья. На голове у него была красная шапка, отороченная мягким мехом пушистой чернобурки.

Мастеровые стояли молча, понурив головы. Боярин с улыбкой рассматривал их, презрительно щурясь на небогатые наряды рабочих.