Александр Барр - Одна в пустой комнате [litres]

– Как все прошло? – слышится голос прямо над ухом.

Рита, обыкновенно тактичная, сейчас просто не чувствует момент и мешает мне отдыхать. Ей не терпится. Ей, естественно, интересно, справился ли Аркадий с ролью женщины. Но я не готов сейчас разговаривать.

Я хочу спать.

– Просто отлично! – отвечаю сквозь зубы и, не открывая глаза, снимаю ботинки.

Я понимаю, что улегся в одежде. Плевать. Мне лень подняться. Стаскиваю штаны. Они комом укладываются под одеялом.

Один носок снялся вместе с джинсами, второй наполовину сполз. Плевать. Спихиваю ногами ком с кровати и слышу, как пряжка звонко встречается с полом.

– Притворяться женщиной не сложно, – говорю и замечаю, что за окном уже светло.

Я протираю глаза. Проверяю. Да. Совершенно точно – утро.

Получается, я проспал всю ночь. И не выспался. Или я сейчас еще сплю, и мне все это снится?

Кручу головой по сторонам. На часах десять утра. Аркадий вернулся домой около девяти вечера. Сразу лег спать. Усталость никуда не делась. Я истощен, а Аркадий лыбится.

Рита смотрит на довольное лицо Аркадия. Глаза щурятся от лучей яркого солнца, пробивающихся через занавеску, от чего ее лицо выглядит каким-то бледным и нетипично хитрым. Как у лисицы из старых мультиков.

– Я в тебе не сомневалась. Пойдем.

Она зовет меня на кухню. Говорит, что у нее есть еще что-то для меня, и садится за стол.

– Опусти сюда пальцы.

Она ставит чашку перед Аркадием. Из чашки неприятно пахнет, и я смотрю на Риту.

– Просто опусти.

Я трогаю жидкость и отдергиваю руку. Аркадию больно. Он дует на палец и продолжает вопросительно смотреть на Риту.

– Что это?

– Кислота, – спокойно отвечает Рита. Обычным тоном, будто в чашке какао и ничего особенного не происходит.

– Но зачем?

Рита говорит, что отпечатки в моей профессии только мешают. Говорит, что я должен избавиться от них. Нужно сжечь кислотой подушечки.

Спектакль в кафе, ужин и прочее баловство – это лишь цветочки. Это лишь начало. Она говорит, что по отпечаткам меня быстро вычислят, найдут и арестуют. Говорит, тогда я не смогу ей помогать.

– Почему бы не замахнутся на большее?

Я помню это.

Это уже происходило со мной. Дежавю. Вернее, нет, скорее это проблески памяти.

Я вспомнил.

Я сейчас сплю? Нет.

Она выкладывает на стол кипу бумаг. Рита листает документы и показывает мне фотографии.

– Это как вариант. Выбери сам.

Она протягивает мне стопку чужих паспортов. Где она их взяла? Документы новые, с разными гербами на обложке.

– Что это?

– А как по-твоему? Не тормози, соображай уже.

Помню. Я разворачиваю. Мне на выбор предлагается четыре мужских паспорта и два женских.

Фотографии неудачные, любой более-менее похожий человек может выдать себя за их хозяина.

– Кто все эти люди?

– Не переживай. Документы настоящие.

Я и не сомневаюсь в их подлинности, мне интересно, кто они, эти люди с фотографий.

Я отодвигаю от себя стопку.

– Кто они?

– Ты как всегда. Дотошный. Все, что тебе нужно о них знать, это то, что их больше нет. И никто не станет их искать. Это призраки.

Она нетерпеливо щелкает пальцами. Она настаивает, чтобы я выбрал себе новую личность.

– Выбирай уже. Кем будешь?

Но я не хочу выбирать. Я хочу оставаться собой. Я хочу, чтобы она меня отпустила. Я устал быть ее рабом.

Помню. Мне нужна свобода. Я готов бороться. А Аркадий твердит, что не хочет ничего менять, ему это не нужно.

– На. – Она наугад достает один из паспортов. – Если сам не можешь выбрать, я помогу. – Она разворачивает, смотрит на фото, затем на меня, опять смотрит на фото и читает. – Теперь тебя зовут Аркадий.

Я помню. Именно так все и произошло.

Так я стал Аркадием.

Обыкновенная случайность. С таким же успехом я мог бы стать Галиной или Егором.

Выбор сделан.

Я беру документ.

На главной странице плохо пропечатанный снимок замученного жизнью лица. Со страницы, нахмурив лоб, на меня смотрит мужчина, типичный работяга. Такой вполне себе может работать сторожем, сантехником или механиком. Или строителем.

– Аркадий, засунь, пожалуйста, пальцы в кружку. – Рита подвигает кислоту ближе и берет меня за руку.

Я машу головой. Я не хочу. Я не согласен.

– Не начинай. – Ее голос становится строгим. – Не хочешь по-хорошему? – Она прячет руку за спину.

И это я тоже помню.

Я знаю, что у нее за спиной. Мне нельзя спорить. Больше, чем свободы, мне хочется жить.

Непроизвольно смотрю через открытую дверь в соседнюю комнату. Смотрю на прикованное к столу тело. Кровь еще стекает на пол. Тягучими каплями ударяется о целлофан. Кап-кап. Красная. Выстраданная. Уверен, она еще теплая. Уверен, если продолжу спорить с Ритой, займу место того растерзанного бедняги.