Александр Барр - Одна в пустой комнате [litres]

Он шевелит подбородком, мычит, но не может произнести ни слова.

Я распрямляю колени, сбрасываю тело на пол. Оно звучно бьется о скрипучие доски.

– Не говори обо мне больше… Пожалеешь.

Я задыхаюсь.

Тело бьется в судорогах. Спина самопроизвольно изгибается. Суставы выкручиваются и извиваются, словно у меня нет костей. Я теряю сознание, но мне совершенно не страшно. Я спокоен. Я смотрю за происходящим со стороны.

– На счет три ты очнешься, – раздается встревоженный голос фальшивки.

– Раз.

Я парю под потолком. Смотрю на залитую кровью комнату. На кровать, в которой я извиваюсь, как на сеансе экзерциста.

– Два.

Комната кружится.

Капли крови разлетаются в стороны. Кровавая карусель, водоворот липкого красного аттракциона. Жуткий, уродливый перформанс больного на голову художника.

Спектакль смерти, на котором у меня билет в первом ряду.

– Три!

Голос приказывает, и я открываю глаза.

На столе стоит полный стакан с водой. Липкая пепельница, рядом моя пачка сигарет.

Напротив сидит взволнованный мой фальшивый психиатр и торопливо что-то записывает. По сторонам все так же сидят и смотрят на меня с ненавистью зрители затянувшегося допроса.

Чувствую себя опустошенным. Словно кто-то вытащил из меня все внутренности, выпотрошил всего без остатка, а затем небрежно запихал их на место.

– На сегодня достаточно. Прервемся.

Федор Петрович дает отмашку, и меня уводят из помещения.

– С меня хватит! Чтобы я еще хоть раз для них что-нибудь. Даже пальцем не пошевелю.

Рита злится.

Она импульсивная. Она быстро взвинчивается, распаляется и потом все… Не может угомониться, пока что-то не разобьет или не сломает.

– Уму непостижимо. Это же натуральное свинство!

Она расхаживает по кухне, машет руками и ругает все и вся на чем свет стоит. Похоже, с ее ночными посиделками покончено. Сегодня что-то пошло не так, она вернулась не в духе, и меня, признаться, это радует.

– Чего молчишь? Хочешь сказать не согласен? Хочешь сказать, так можно себя вести?

Я не могу понять, что так взбесило Риту. Слишком много слов. Среди ее ругательств и проклятий в адрес подружек-близняшек я могу разобрать лишь, что сестры художницы чем-то расстроили, чем-то не угодили Рите.

– Ну! Скажи-скажи!

Я пожимаю плечами, вздыхаю и понимающе киваю. Хотя ничего не понимаю. Ничего, начиная с того, что можно ночами делать в компании сестер-художниц.

Она садится ко мне на колени, обвивает мою шею, прижимается к плечу, и со словами, что только один я ее могу понять, называет меня криволицым. Наверное, сейчас я должен обидеться, но из уст Риты криволицый звучит как комплимент, и я продолжаю гладить ее по спине.

Я привык, что Рита не ночует дома. Привык слушать рассказы о ее веселых посиделках и новых знакомых. Привык к ее резким сменам настроения, но все еще не могу привыкнуть, что ее объятия и поцелуи ничего не значат и ни к чему не обязывают.

Просто друзья?

Дожевываю бутерброд, натягиваю костюм медведя и топаю на свой рабочий участок.

Приходится около часа добираться от дома до рабочего места. Это недолго в обычной ситуации. Но в костюме огромного медведя все усложняется.

Трамвай еле тащится, минута растягивается в вечность. Все пассажиры смотрят только на меня. А я еду без билета, и не дай бог, контроль.

Вагончик лениво останавливается, наконец выхожу. Неуклюже задеваю дверной проем, медвежья голова достойно защищает.

Иду через дворы, к центральному проспекту. Мимо булочной, мимо гостиничного комплекса. Спускаюсь ниже по улице, за банком, возле которого территория огромного плюшевого слитка, рекламирующего новый ювелирный салон.

Моя зона.

Два квартала по проспекту и угол слева через дорогу. Там большое количество людей, там метрах в десяти вход в метро, там полно бомжей и есть ларек с кофе и вафлями.

Без четверти десять.

Я пришел на пятнадцать минут раньше положенного. За дополнительное время мне никто не заплатит, а вот если опоздаю, по условиям, мне не зачтут пол рабочего дня.

Я стою, опираюсь о фонарный столб. Аркадий ждет проверяющего.

В любой момент к нему, ко мне, может подойти специально обученный человек и проверить, во сколько медведь вышел на работу.

Аркадий сканирует прохожих. Кто из них проверяющий? Который? А я хочу покурить.

Ровно в десять часов словно из-под земли выныривает паренек. Молодой совсем. По виду только школу окончил. В ухе у него дыра размером с большой палец и в нее просунута сережка. Хотя сережкой эту штуку сложно назвать, пробка от бутылки вина, подкрашенная зеленым. Слово затычка лучше сюда подойдет, чем сережка.