Елена Селиванова - Трагедия в доме № 49

Из села Половинки Тульской области телеграфно подтвердили, что Прасковья Прокофьевна проживает в доме престарелых несколько лет. Уехала погостить к двум братьям в Тулу, а оказалась на Урале.

— Как же это вы, мамаша, вместо Тулы в Челябинск забрели? — поинтересовался следователь.

— Про новый вокзал наслышалась. Решила посмотреть. Да и стариной тряхнуть на старости лет захотела.

…А потом сидела бабка не за тульским самоваром и не в гостях у братцев. И даже не в ресторане вокзала, а в милиции и вспоминала про свое житье-бытье и про грибочки, и про цветочки. А ягодки-то были впереди.

Получил следователь справки из архивов и восемь приговоров. Оказалось, что судили старушку не раз и не два…

Кем только не была «святая» Прасковья! Была Анной, Альвиной, Альбиной. Была Ивановой, Худаковой, Андринюк. Была Станиславовной, Прокопьевной и Прокофьевной… Судили ее в Харькове и Бресте, в Вологде и Перми, в Крыму и в Москве, на Севере и на Юге. Первый раз предстала перед судом еще в 1932 году, а последний, девятый раз, ее дело рассматривал нарсуд Советского района Челябинска. Здесь, как и прежде, снова клялась:

— Поверьте, граждане судьи! Это в последний раз! — и опять лились ручьями слезы. И просила она об одном, чтобы отпустили ее в дом старости, где жила она припеваючи, где сытно кормят, где мягкая постель. И пальто теплое с меховым воротником. И всегда жалели Анну, Альвину, Альбину, Прасковью. И на этот раз немного пожалели: дали всего полтора года заключения в колонии общего режима.

— Подвела ты меня, «святая Прасковья»! — швырнула иконку осужденная Прасковья. Потом одумалась. Подняла, иконку с пола и засунула в пустой карман зимнего пальто:

— Может, пригодится.

Не могу спокойно смотреть, когда на скамье подсудимых вижу подростков. Меня всегда волнует один и тот же вопрос: почему это случилось? Вопрос не дает покоя. Подростки. Еще не мужчины, но уже и не мальчики. Иногда тупой взгляд исподлобья, чаще опущенные глаза. И почти у каждого одинаковое последнее слово перед тем, как судьи уйдут в совещательную комнату решать его судьбу.

— Я глубоко понял, что поступил неправильно. И больше так делать не буду.

…Шестнадцатилетний Николай М. убегал из дома. Его возвращали, а он снова убегал. Последний раз задержали и поместили в Челябинский детприемник. Выдали паспорт, но работать не пошел. Затеял драку, избил человека…

В характеристике, выданной школой, говорилось:

«Семья у Николая большая — восемь человек. Отец с семьей не живет, постоянно нигде не работает. Появится в месяц раз пьяный, нашумит, за ремень возьмется и вновь отправляется шабашничать. Николай в шестом классе остался на третий год. Заявил, что учиться не будет, а как паспорт получит — пойдет работать».

Когда был суд, мать Николая, оставив малолетних детей одних, приехала в Челябинск.

Она пытается сдержать слезы, нервно мнет платок в руках:

— Я хотела как лучше. А отец пил, гулял. Сына выгонял из дома. Теперь хватился, говорит: «Погубил Кольку».

Жаль, что нет закона, который дал бы право посадить вместо сына или вместе с сыном на скамью подсудимых такого родителя. Если бы отец украл вещь, его бы наказали. Если бы бил детей. — тоже привлекли бы к ответственности. А этот детей не бил. Он просто их пугал. И «просто» украл у них детство.

Бывает и по-другому. Отец как отец, не обижает детей, не пропивает зарплату. Он даже любит сына. Иногда, по настоянию жены, сходит на собрание в школу. А в праздник посадит рядом с собой парня, похлопает по плечу, мол, помощник вырос, подаст рюмку-другую красненького. Посмеется при сыне над учительницей, что домой приходила жаловаться:

— Делать нечего, ходит. Подумаешь — вместо урока мальчишка сбегал в кино!

А вскоре Валерий не пошел в школу, пропустив все уроки.

Однажды по какой-то причине в классе не состоялся туристский поход. Ребята выпили в «честь» такого происшествия полбутылки водки. Каждому досталось всего по половинке рюмки. Кажется, мелочь. Стоит ли об этом говорить? Но на второй раз каждым был выпит стакан, в третий — еще больше.

Поступил Валерий в техникум. Первая стипендия. Отец принес вино:

— Пейте, ребята! Пейте! Взрослые теперь!

…А потом. Удар в лицо. Еще удар! Еще! Только за то, что прохожий сделал справедливое замечание. И вот перед судом шестнадцатилетний подросток.

Говорят, до этого за Валерием ничего плохого не замечали. Даже музыкой увлекался. Семья хорошая. И отец — как отец — в меру ласков, в меру строг. А почему все-таки сын ударил человека? Случайно ли это?