Кен Фоллетт - Избранные произведения. IV том

С этими словами он швырнул брюки подальше в пруд и закудахтал от смеха.

— Ах ты гад! — воскликнул Питер, подплывая к брюкам и стараясь их выхватить из воды.

Мики усмехнулся.

Эдвард подобрал ботинок и тоже швырнул его в воду.

Младшие мальчики засуетились. Эдвард взял еще одни брюки, которые отправил вслед за предыдущими. Ему казалось забавным, как жертвы его шутки беспокойно кричат и ныряют за своими вещами. Мики тоже засмеялся.

Пока Эдвард продолжал кидать в воду башмаки и одежду, Хью Пиластер выбрался на берег. Мики подумал, что Хью бросится наутек, но тот направился прямиком к Эдварду. Не успел Эдвард обернуться, как Хью ударил его что было сил. Эдвард, несмотря на то что был гораздо крупнее Хью, пошатнулся, потерял равновесие, замахал руками и рухнул с крутого берега в пруд, подняв целый фонтан брызг.

Все это произошло в мгновение ока. Хью сгреб оставшуюся одежду в охапку и неуклюжими движениями, словно обезьяна, стал подниматься по склону. Мики было бросился за ним, но подумал, что не догонит такого стройного и шустрого подростка. Вместо этого Мики обернулся и посмотрел, как там Эдвард. Волноваться было не о чем, Эдвард вынырнул и крепко ухватился за Питера, в ярости погружая его голову в воду раз за разом в отместку за издевательский смех.

Тонио отплыл подальше и вышел на дальнем берегу пруда, держа в руках мокрую одежду.

— Отвяжись от него, ты, обезьяна! — крикнул он Эдварду.

Тонио отличался вспыльчивостью, и Мики даже стало интересно, что он сделает на этот раз. Тонио прошелся по берегу, нашел камень побольше и подобрал его. Мики крикнул, чтобы предупредить Эдварда, но было уже поздно. Тонио на удивление точно швырнул камнем и угодил Эдварду прямо в голову. На брови Эдварда выступило алое пятно.

Эдвард заревел от боли и, оттолкнув Питера, поплыл через пруд к Тонио.

Хью бежал голым через лес к школе, зажав в руках остатки своей одежды и стараясь не обращать внимания на боль в босых ногах. Там, где тропинку пересекала другая, он повернул налево, пробежал немного, нырнул в кусты и затаился.

Там он некоторое время лежал, переводя дыхание и прислушиваясь. Его двоюродный брат Эдвард и дружок Эдварда, Мики Миранда, слыли самыми отпетыми негодяями в школе. Лучшим способом отделаться от них было вовсе не попадаться им на глаза. Но Хью прекрасно понимал, что Эдвард так просто от него не отвяжется и будет преследовать его. Эдвард всегда ненавидел Хью.

Их отцы тоже были в ссоре. Отец Хью, Тоби, забрал свою часть капитала из семейного предприятия и основал свое дело, торгуя красителями для текстильной промышленности. Даже сейчас, в тринадцать лет, Хью знал, что худшим преступлением для семейства Пиластеров было забрать свой капитал из общего банка. Отец Эдварда, Джозеф, так и не простил этого своему брату Тоби.

Интересно, подумал Хью, что случилось с остальными. Их было четверо, пока не пришли Мики с Эдвардом: Тонио, Питер и Хью плескались у ближнего берега, а ученик постарше, Альберт Кэммел, плавал один у дальнего берега.

Обычно Тонио был смел до безрассудности, но и он побаивался Мики Миранду. Они были родом из одной южноамериканской страны под названием Кордова, и Тонио утверждал, что семья Миранды очень влиятельная и жестокая. Хью не совсем понимал, что это значит, но видел, как Тонио, готовый дерзко задеть любого пятиклассника, в присутствии Мики затихает и становится преувеличенно вежливым, едва ли не услужливым.

А Питер, вероятно, и вовсе обезумел от страха, ведь он пугался даже своей собственной тени. Оставалось только надеяться, что рано или поздно хулиганы от него отстанут.

Альберт Кэммел, по кличке Горбун, пришел искупаться сам по себе и оставил свою одежду в другом месте, так что, наверное, ему тоже удалось уйти.

Хью посчастливилось скрыться первым, но неприятности его на этом не закончились. Он потерял нижнее белье, носки и ботинки. Придется прокрадываться в школу в мокрой рубахе и мокрых брюках в надежде, что его не заметят учителя или кто-нибудь из старших учеников. При мысли об этом он невольно испустил жалобный стон. «Почему со мной постоянно случается такое?» — мысленно спрашивал он себя.

Неприятности начались полтора года назад, сразу же после поступления в Уиндфилд. Обучение давалось Хью легко: он усердно занимался и на всех экзаменах показывал лучший результат в классе. Но его выводили из себя мелочные и бессмысленные правила. Он не понимал, зачем каждый вечер ложиться спать обязательно без четверти десять, когда у него всегда находились дела еще на полчаса. Если ученикам запрещали посещать какие-либо места, для него это было своего рода приглашение — его так и манили сад священника, дворик директора, подвал для угля и погреб с пивными бочками. Он бегал, когда надо было ходить, читал, когда надо было спать, и разговаривал во время молитвы. И он постоянно оказывался в ситуациях вроде нынешней, испуганный и недоумевающий, как его угораздило так вляпаться.