Лора Маршалл - Запрос в друзья

И почему так нестерпимо жарко на моей кухне, с ее серо-голубоватыми стенами и выбеленным деревом столешниц? Пока привычно журчит кофемашина, я вполуха слушаю новости по кухонному радиоприемнику, который работает все дни напролет: спортивные победы, перестановки в правительстве, пятнадцатилетняя девочка, покончившая с собой после того, как парень запостил ее фотографии в голом виде. Меня коробит, когда я представляю себе, как это произошло; я испытываю одновременно сочувствие к девочке и постыдное облегчение от того, что в наше время не было камер в телефонах. Я встаю и открываю дверь на улицу, мне не хватает свежего воздуха. Но порыв ветра захлопывает ее.

Кофе готов, у меня не остается выбора, и я вновь возвращаюсь к столу и сажусь за компьютер, где поджидает Мария — неизбежно и неотступно. Заставляю себя взглянуть ей в глаза, безуспешно пытаясь отыскать хоть намек на трагедию, которая скоро должна с ней произойти. Я хочу взглянуть на ее фотографию глазами случайного наблюдателя: обыкновенная школьница, старое фото, годами его протирали и ставили на место в мамином буфете. Но ничего не получается: я не могу думать о ней так, словно не знаю, что должно вот-вот случиться.

Мария Вестон хочет со мной дружить. Может быть, в этом и была вся проблема: Мария Вестон хотела со мной дружить, а я ее предала. Всю мою взрослую жизнь мысль эта маячила где-то в глубине подсознания, я старательно удерживала ее там, словно размытую тень, едва различимую боковым зрением, почти вне поля видимости.

Мария Вестон просит принять ее в друзья.

Но Мария Вестон двадцать пять лет как умерла.

Пытаясь хоть как-то постичь то, что наделала, я всю ночь пролежала без сна. Мои глаза воспалились, их щипало от усталости, но я не смела задремать. Если я засну, то после пробуждения, ровно через одну ужасную секунду блаженного неведения, весь пережитый ужас вновь обрушится на меня, многократно усиленный этой секундой незнания.

Я вспоминаю, как в последний раз встречала рассвет в постели Софи. Только на этот раз он какой-то гнетущий и неспокойный. Всю ночь не прекращался дождь, ветка растущего под окном дерева беспрестанно стучала по раме. Но не только наркотики мешают мне заснуть, хотя я все еще чувствую, как они циркулируют в крови. Я сижу на полу уже четыре часа, за это время темноту в спальне сменяет серый полусвет. Вокруг следы тщательных приготовлений к вечеру, который двенадцать часов назад казался таким манящим, сулившим перспективы быть принятой и понятой. На кровати разложены три платья, для каждого подобрана пара обуви, выставленная перед большим стоячим зеркалом. Я тупо упираюсь взглядом в пятно на ковре, туда, где Софи рассыпала мою бронзовую пудру, а я неудачно попыталась ее стереть салфеткой, смоченной водой из стакана.

То платье, которое было на мне надето, кучкой лежит рядом со мной. Вместо него я натянула на себя старый джемпер и леггинсы. Тушь размазалась под глазами, остатки помады краснеют на пересохших губах, словно кровь.

Я так долго сижу на полу, потому что не в состоянии двигаться. Ожидала, что мое сердце будет колотиться как сумасшедшее, но его словно сжало железными тисками, да настолько сильно, что непонятно, как оно вообще еще бьется. Все замедлилось до похоронного ритма. Если я поднимаю руку, чтобы заправить за ухо прядь волос или что-нибудь поднять с пола, как бы быстро я это ни делала, двигаюсь, будто в замедленной съемке. Мозг пытается найти разумное объяснение случившемуся, я смутно вспоминаю события последних двух месяцев, пытаясь осознать, как же все-таки к этому пришла.

Мне кажется, все началось пару месяцев назад, в тот день, когда у нас в школе появилась новая девочка. Тогда всю перемену я практически молча слушала, как Софи треплется с Клэр Барнс и Джоанн Кирби. Мы все сидели на скамейке в дальнем углу школьной площадки. Юбки у девчонок были несколько раз подвернуты на поясе, так что смысла в этих юбках почти никакого не оставалось. С другого конца площадки за Софи наблюдал Мэтт Льюис, и я точно знала, о чем он в тот момент думал. Это был один из первых дней года, когда в воздухе уже ощущается дыхание весны. Я сидела с краю, подставляя лицо лучам солнца, и надеялась, что от меня не потребуется принимать участие в разговоре. Небо было изумительно голубого цвета, Софи и две ее подруги буквально сияли: их блестящие волосы отражали солнечный свет, золотистая кожа переливалась. Конечно же, девицы понимали, какое они производят впечатление, они же не дуры!