Линдер поблагодарил собеседницу и повесил трубку.
Михаэль повторил предыдущий вопрос. Линдер достал из кармана пачку сигарет и, пробормотав: «Вам нужно алиби, как в детективных романах?», закурил, не предложив Михаэлю.
— Но у вас же записано, я все рассказал вчера. Вы не помните? — Михаэль не ответил. — Ну что ж, в пятницу вечером мы пригласили друзей к себе на ужин. Я не покидал дом; в нашей семье я за кухарку. Гости ушли около двух часов ночи, по мне, так часа два пересидели. Ничего интересного: коллеги жены.
Михаэль спросил имена и адреса и все аккуратно записал. Магнитофоны не всегда надежны. Закончив, он спросил:
— Что вы ели?
Линдер решил, что ослышался, и недоверчиво воззрился на инспектора. Затем его взгляд принял негодующее выражение, но Михаэль не отказался от вопроса, и он начал перечислять:
— На закуску фаршированные помидоры; горячее — баранья нога с рисом и кедровыми орехами; салат-латук… мне продолжать?
Михаэль, записывающий каждое слово, кивнул, и Линдер продолжал:
— На десерт фруктовый салат и, само собой, кофе с пирогом. Перечислить сорта вин?
— Не нужно, — ответил Михаэль, не реагируя на сарказм. — А потом, после ухода гостей?
— Потом было уже поздно. Даниэль никак не мог заснуть. Может быть, потому, что он растет. Даниэль — это мой сын. Ему четыре года. Даля, моя жена, заснула, а я сидел с Даниэлем ночью и потом утром, примерно до десяти утра.
— Где вы с ним были утром? — спросил Михаэль, как будто зачитывая вопросы с лежащего перед ним листа.
— Где я, по-вашему, мог быть с шести утра? Сначала дома: игры, сказки, завтрак. Потом во дворе. Было холодно. — Здесь было сделано отступление о болях в спине и трудностях игры в мяч, когда болит спина, с подробным описанием того, как он поймал мяч, сидя на пне.
Враждебность в тоне Линдера исчезла. Он опять принялся в дружеской манере и с юмором излагать детали, о которых его никто не спрашивал, как будто старался быть как можно более полезным.
Знакомый полицейский психолог однажды объяснил Михаэлю, когда они вместе посиживали в кафе на углу, что некоторым людям присуще всеобъемлющее чувство вины. Они испытывают потребность ее искупить и поэтому ведут себя, как Раскольников, хотя и не совершали никакого преступления. Им необходимо снискать себе расположение — так он выразился. Теперь Михаэль напомнил себе, что аналитики — это просто люди, которые изучают определенные вещи, но это не значит, что они всегда могут контролировать себя и отслеживать мотивы собственного поведения.
Он перебил Линдера, пустившегося в рассуждения об отношениях детей и родителей, вопросом:
— Кто-нибудь видел вас с ребенком?
Линдер ответил, что в доме всего четыре квартиры и он не может сказать, выглядывал кто-то из окна или нет. Михаэль встал и со словами: «Пожалуйста, обождите минутку» — вышел разыскать Циллу. Он нашел ее в соседней комнате, где они обычно устраивали утренние совещания, и попросил позвонить жене Линдера в Музей Израиля, где она работала, и расспросить про вечер пятницы и утро субботы.
— Возьми вот это — здесь его показания. Потом поговори с соседями. Возьми машину: тебе придется ехать в музей, а оттуда в Арнону, на другой конец города. Я хочу, чтобы ты закончила с соседями до того, как он вернется домой.
Он вернулся в свой кабинет, где Линдер глядел в пустоту невидящим взглядом, бодро уселся за стол и спросил:
— Теперь, пожалуйста, расскажите о своих отношениях с доктором Нейдорф.
На этот раз Джо ответил не сразу. Он тщательно подбирал слова. Видимо, он задумывался об этом и раньше, но так и не пришел ни к чему определенному.
— Я не входил в число ее обожателей, — наконец признался он.
Не меняя тона, Михаэль спросил, как Линдер относился к тому, что доктор Нейдорф была несомненным преемником профессора Хильдесхаймера на посту председателя ученого совета.
Линдер расхохотался:
— Поздравляю, главный инспектор Охайон, — в интуиции вам не откажешь. Однако игра не стоит свеч. Ученый совет, безусловно, очень важный орган — он определяет политику, он диктует правила, — но, уж конечно, не настолько, чтобы совершать убийство ради счастья его возглавить. В любом случае, — он посерьезнел, — мне вряд ли светило бы избрание членом совета даже без Нейдорф на посту председателя.
Уловив в последних словах горечь, Михаэль спросил почему.
Линдер глубоко вздохнул. Он начал говорить про то, что есть трудно объяснимые вещи, связанные с тонкостями профессии, но Михаэль, умевший предугадывать чужие реакции, продолжал молчать — и Линдер, не в силах выдержать тишину, пустился в подробные объяснения «профессиональных расхождений в общем подходе к делу» между ним и «столпами Института».
Читать дальше