Баум поставил пустую чашку на стол.
— Из всего, что я смог понять, вытекают следующие вопросы. Первый, — он поднял вверх палец, — что она там делала в эту несусветную рань? Второй, — к первому поднятому пальцу присоединился еще один, — с кем она должна была встретиться? Третий, — Баум поднял третий палец, — у кого из сотрудников Института есть пистолет? Ведь, очевидно, это сделал кто-то из ваших людей, — тут он с довольным видом подкрутил ус, — потому что этот человек должен был иметь ключ, хотя, конечно, она могла открыть дверь сама. Короче, — заключил он, улыбаясь, — главный вопрос в том, кто это сделал и почему. Кто выигрывал от ее смерти или так сильно ее ненавидел… или же… — голос его изменился, в глазах появился блеск, — или же так сильно любил.
Голд молча смотрел на Баума. На него накатила тошнота, и он решил, что такую реакцию вызвал у него этот самодовольный тип. Голд теперь от всей души сожалел, что согласился пойти с ним.
Он поднялся и сказал:
— Я должен ехать домой. Мина будет волноваться, она не знает, где я. Сейчас уже три часа, она приготовила ленч, мы ждем в гости ее родителей.
На прощанье Баум отпустил ему такую оплеуху, что Голд от злости чуть не полез на стенку.
— Скажи-ка, — поинтересовался Баум, — тебе никто не говорил, что подозреваемый — это ты?
Голд вообще соображал медленно, а сейчас особенно. Сначала он просто удивился, но по мере того, как Баум продолжал нести чушь, у него от ярости кровь приливала к лицу.
— Кроме шуток, ну, ты же знаешь, как это бывает во всех детективных романах, когда убийца выдает себя за честного гражданина и вызывает полицию, а в конце-то все и выясняется!
Голд с трудом выдавил:
— Перестань, это не смешно.
Но Баум не унимался:
— Послушай, я ведь не говорю, что это на самом деле ты ее убил, — у меня и в мыслях этого нет! Я только спросил, может, кто-нибудь так думает, мне просто интересно.
А ведь Голд не рассказывал, о чем именно так долго расспрашивал его Охайон. Он еле сдержался, чтобы не сказать что-нибудь резкое, и уже пошел к двери, но Баум тоже встал с кресла и сказал:
— Подожди минутку, я с тобой. В любом случае делать здесь больше нечего, а день такой чудесный.
Голд не смог возразить. Он был так измучен, что не знал, как сядет за руль и доберется до дома. Они вместе покинули кабинет дежурного врача и, уже выйдя из здания, встретили Хедву Тамари. Она была знакома Голду еще со времен ее интернатуры в больнице Хадасса. Несколько недель тому назад она приходила уточнить у него порядок зачисления в Институт кандидатов. После того разговора у него осталось легкое чувство вины и неловкости.
Он долго расписывал предстоящие ей трудности, но не смог отговорить, потому что для себя она уже все решила. Ему следовало знать, думал Голд, что человек, спрашивающий совета, подавать ему заявление или нет, на самом деле ждет только поддержки в уже принятом решении. Он сам поступал точно так же. Не надо было и пытаться повлиять на ее решение. Во время разговора выяснилось, что она тоже была пациенткой Евы Нейдорф.
Он не успел предупредить Баума, и тот с ходу принялся расписывать драматические события, не обращая внимания на бледнеющее лицо Хедвы, пока она вдруг, не издав ни единого звука, не упала в обморок, шмякнувшись на землю, как тряпичная кукла.
Секунду оба стояли в остолбенении, потом Баум, опустившись рядом на колени, пощупал пульс и попытался привести ее в чувство. Голд оставил все мысли о возвращении домой. Хедва быстро пришла в сознание, но оказалось, что при падении она повредила лодыжку. Баум и Голд заспорили было, куда везти ее на рентген, но Хедва наотрез отказалась. Беглый осмотр ноги показал, что кости целы, и они втроем — Баум и Голд поддерживали Хедву с двух сторон — медленно побрели к кабинету дежурного врача, где Баум наложил повязку с удивившими Голда осторожностью и сноровкой, а потом вздохнул и сказал:
— Как удачно, что старший дежурный врач оказался на месте!
Он улыбнулся и спросил Хедву, не дать ли ей обезболивающего. Когда она отказалась, он предложил ей принять валиум. Голд и предположить не мог, что Баум способен говорить с такой мягкостью и теплотой! Хедва согласилась, и он протянул ей маленькую желтую таблетку, предписав соблюдать полный покой и «во всем следовать указаниям врача».
Она замотала кудрявой головкой и разрыдалась, умоляя их не оставлять ее одну. Тут наконец до Баума дошло.
— Мне казалось, мы друзья; почему же ты ничего мне не сказала? — сказал он обиженным тоном.
Читать дальше