Батья Гур - Убийство в субботу утром

Рина, коренастая одинокая женщина чуть за сорок, сочувственно глядела на него, сидя за своей конторкой; потом она склонила к нему плоское круглое лицо и игриво спросила:

— А вы и вправду сегодня собираетесь работать?

Голд смущенно покраснел. Ему никогда не удавалось поддерживать легкомысленные разговорчики кое-кого из своих приятелей, которые напропалую флиртовали с Риной и проводили долгие ночи своих дежурств в любовных развлечениях — при условии, конечно, что их больница не была дежурной.

Его смущение Рину позабавило, она придвинулась еще ближе. Он попятился, прижался спиной к двери, чувствуя, что лицо заливает румянец.

— Пожалуйста, прекратите. Мне неловко, — выдавил он, избегая ее озорного взгляда. Его спас дежурный врач из ЛОР-отделения интенсивной терапии, на которого Рина перенаправила весь арсенал, как только тот вошел и облокотился на конторку рядом с Голдом.

В отличие от Голда, доктор Галор, его ровесник, не был стеснительным. Хоть и не особенно красивый, он излучал обаяние, которым Голд никогда не мог похвастаться Галор приглашающе улыбнулся Рине, обошел конторку, приобнял ее за плечи и стал поигрывать воротничком ее белого халатика на молнии. Под умелыми пальцами доктора Галора молния поехала вниз, несмотря на шумные протесты владелицы халатика.

Голд, покраснев еще больше, собрался уже сбежать из дежурки, когда внезапно в дверь зашли санитары с носилками. Лицо Рины окаменело, и она твердо заявила:

— Мы сегодня не дежурные.

В молчании, воцарившемся в практически пустой комнате, ее голос прозвучал неожиданно громко. Голд уже думал, что она выставит их вон, но тут ворвался Яаков, и на лице Рины проявились озабоченность и интерес:

— Что такое, Яаков, это твой знакомый?

Яаков, студент четвертого курса, работавший парамедиком в отделении реанимации и вызывавший у Рины материнские чувства, каких никому до него вызывать не доводилось, не вымолвил ни слова. Он лишь кивнул и указал на носилки, где виднелась рука с подведенной к ней капельницей. Тем временем принесшие носилки парамедики аккуратно переложили пациента на ближайшую свободную койку, рядом с которой встал Яаков.

Рина посмотрела на молодого человека на койке, потом на Яакова и сказала:

— Это не твой сосед по квартире? Тот красавчик? Что с ним случилось?

Яаков утер рукавом лицо и, заикаясь, ответил:

— Он напился разных таблеток и еще чего-то. Пульс очень слабый. — Он в отчаянии взглянул на Рину и воскликнул: — Сделайте что-нибудь…. Почему вы ничего не делаете! Что вы все тут стоите?

Немедленно началось то, что Голд именовал «танцем дервишей». Галор тут же ухватился за пульс, Рина крикнула: «Старшего дежурного врача из ЛОР-отделения — он тоже здесь нужен!» — кто-то еще предложил промыть желудок раствором активированного угля. Галор заявил, что на рентген нет времени, комната стала наполняться людьми в белых халатах, койку выкатили в коридор, Яакова начали расспрашивать о деталях. Поспешая за койкой, он отвечал, что видел бутылку бренди — нет, он не знает, сколько Элиша выпил — и пустые коробочки от лекарств. По его подсчетам, Элиша принял двадцать таблеток антидепрессантов и десять барбитуратов и запил все спиртным.

Галор озабоченно взглянул на Яакова:

— Оставайся тут, ты неважно выглядишь. Я скажу тебе, чем кончится дело, обещаю.

И он выбежал в коридор за удаляющейся койкой с больным.

Яакова била дрожь, он спрятал лицо в ладонях, упал на ближнюю с конторкой койку и простонал:

— Он ведь не умрет? Я слишком поздно обнаружил… О Боже, нет, он не должен умереть!

Голд тут же очутился рядом с ним и обнял за плечи. Парень был общим любимцем, он всегда улыбался, три раза в неделю работал в отделении неотложной помощи, чтобы заработать на жизнь, никогда не жаловался, и лицо его всегда выражало восхищение старшими коллегами-врачами, сочувствие к пациентам и детское благоговение перед медицинской наукой.

Голд знал, что лишь неделю назад он вернулся из Лондона, где его родители находились на дипломатической службе. Со времени их отъезда Яаков жил сам по себе. Отслужив в армии и поступив в медицинскую школу, он сам зарабатывал себе на жизнь. Разве что за квартиру платил не очень много, поскольку делил ее со сверстником, чей отец тоже работал в посольстве в Лондоне.

Несколько месяцев назад во время дежурства Голд говорил с Яаковом, и тот поделился с ним сомнениями насчет выбора специализации. Тогда Яаков очень серьезно сказал Голду, глядя на него, как на Бога, что подумывает насчет психиатрии. Вот тогда он и рассказал о своем соседе по квартире. «Очень одаренный парень, и так губит свою жизнь. Вы не представляете, как я расстроен, — печально сказал Яаков и добавил, что очень привязан к юноше. — Знаете, он мне как младший брат; просто не знаю, что делать».