Дарья Кожевникова: Поцелуй отложенной смерти [litres]

– Как сказать. – Ярослав осушил очередную стопку одним глотком. Потом посмотрел на Лизу: – Заживу, если снова не посадят.

– Так ты что, успел искалечить кого-то из тех, на вокзале?! – ахнула Лиза.

– Нет. Те как раз живы и, к моему сожалению, здоровы вполне. Дело в другом: где гарантия, что это меня не заподозрят в убийстве бабули?

– Ну вот, здрасьте! Тебя-то за что?

– Лиз, ты так говоришь потому, что жизни не нюхала. А между тем на кого бы еще повесить всех собак, как не на меня? Гарантированно «глухаря» не будет! И подхожу ведь по всем статьям! Завещание на кого написано? На меня. Бабуля мне и в тюрьму об этом писала, так что быстро докажут, что я это знал. Потом: приехал и затаился в городе вместо того, чтобы сразу домой прийти. Сразу понятно: что-то замышлял! Так почему бы мне не оказаться тем самым мужиком, что сидел в кустах? И никому не докажешь, что я никогда бы в жизни Туську даже шлепнуть не смог, а не то чтоб убить, уж не говоря про бабулю. Это недоказуемо! А вот то, что у меня на момент убийства алиби нет, потому что я ночью халтурил, а днем в пустом вагончике отсыпался – это факт!

Он замолчал, принял у Лизы из рук очередную стопку и стал доедать кашу.

Лиза взглянула на него повнимательнее. На разочарованного жизнью, одинокого и снова загоняемого виражами судьбы не в самый лучший угол. Ведь вполне может оказаться, что он прав и что его действительно заподозрят. А там останется лишь гадать, чем все это может закончиться, потому что облить грязью, как известно, всегда гораздо быстрее и легче, чем потом от нее отмыться. Хорошо, если ему повезет с адвокатом. А если не очень? И если еще племянник Устиньи Павловны попытается подгадить, просто в отместку за завещание? Устинья Павловна была о племяннике далеко не лучшего мнения. А вот внука она очень любила. И Лиза, не только из чувства справедливости, но и из уважения к памяти покойной, чувствовала себя обязанной чем-то ему помочь.

Все еще раздумывая, она встала со своего места, поставила чайник. Достала колбасу и сыр, наделала бутербродов. А потом, принимая решение, снова села за стол и, глядя Ярославу в лицо, начала говорить:

– Значит, сделаем так: твое алиби я тебе обеспечу. Тебе останется только запомнить, что я скажу. А я сообщу следователю, что видела тебя на границе парка сразу после того, как мы с Устиньей Павловной оттуда ушли. Ты высматривал свою бабушку из-за трех высоких елок. Знаешь ведь, где они растут? Гулявшая в парке молодая пара видела, как убийца вылез из кустов уже после нашего ухода, так что, если бы там сидел ты, то никак не смог бы успеть к этим елкам и попасться мне на глаза. Камер наблюдения там, насколько я знаю, нет, так что мои слова никто не сможет опровергнуть. В общем, запомни это и тверди всякий раз, как тебя начнут спрашивать. А я следаку скажу, что вначале не придала этой встрече значения, потому что не узнала тебя. Но после того, как ты сегодня ко мне пришел…

– Лиза, это называется лжесвидетельство. Между прочим, за него и статья предусмотрена. Так что я не думаю, что это хорошая мысль.

– А у тебя есть какая-нибудь получше? Или предпочитаешь, чтобы на тебя, если следствие зайдет в тупик, действительно свалили все, что только возможно?

– На оба вопроса ответ будет «нет», – сказал он, потупившись.

– Тогда и не спорь. Ради справедливости иногда стоит пойти на жертвы. Впрочем, тут о жертвах-то речь и не идет, потому что, если оба мы будем настаивать на своем, то никто не сможет доказать обратное. Уяснил? Я с радостью готова тебе помочь. Ради Устиньи Павловны. Мне она была очень дорога. А она тебя очень любила.

– Я знаю, – Ярослав стиснул зубы, вздохнул.

Не желая его смущать слишком пристальным вниманием, Лиза принялась заваривать чай: в бутылке уже мало что осталось, так что больше ей нечего было ему предложить. Поставила чашки на стол, пододвинула ему бутерброды и вазу с конфетами:

– Вот, пей чай. А потом подлечу тебя немножко, и отдыхать. День у нас с тобой у обоих был сегодня нелегким.

– Это точно, – согласился он, разворачивая конфету. – Но раз уж я решился сегодня злоупотребить твоей добротой, то пусти уж тогда и в ванную. Чтобы я не размазывал грязь, а смыл ее, всю.

– Да мне что, жалко, что ли? Иди, конечно, мойся, сколько душе угодно. И вещи свои сразу в машинку кидай. Я покажу, как ее включить, как раз к утру высохнут.

– За это тоже спасибо, – он поднялся, даже не став допивать свой чай.

Лиза сунула ему в руки еще одно полотенце, на этот раз банное, и установила на машинке нужный режим, чтобы та приступила к стирке, не тратя времени зря.