Наталия Антонова - Ошибка маньяка

– Он мимо тебя прошёл, – не отставала хозяйка и даже присела рядом и потыкала в мягкий шелковистый бок.

Кот недовольно облизнулся, и перевернулся на другой бок, всем своим недовольным видом давая понять, что он не нанимался следить за хозяйскими гостями. Он не собака какая-то, а Кот!

– Всё с тобой понятно, – сказала Мирослава.

Морис с рассеянной улыбкой наблюдал за перепалкой кота и хозяйки.

– Вот уж точно говорят, – подумал он, – милые бранятся, только…

– Знаешь, я пожалуй, пойду спать, – донёсся до него голос Мирославы.

– А Шура?

– Не заблудится. У нас всё-таки сад, а не лес густой. Прогуляется, ветерком его обдует, успокоится и тоже спать ляжет.

– Как знаете, – отозвался Морис.

Она ушла в дом, а он остался на крыльце.

Постояв ещё минуты две, он спустился по ступенькам и направился к дорожке.

Главная дорожка вела к воротам, но от неё ответвлялось ещё несколько тропинок.

Выбрав наугад одну из них, Морис зашагал по выстилающей её плитке.

Дорожка привела его к пруду. От света луны было светло почти как днём.

При его приближении раздались шлепки. Это попрыгали в воду лягушки.

Но Шуры здесь не было.

Морис повернул обратно.

Прошёлся до старой ветвистой яблони, где они любили посидеть в жаркий летний полдень и поговорить о том, о сём.

Но и на скамье Наполеонова не было.

На ней были только листья, которые падали с веток, задеваемые едва ощутимым ветром.

Морис сорвал три яблока, два положил в карман вельветовой куртки, а одно вытер носовым платком и с удовольствием надкусил. Брызнул, приятно освежая, кисловатый сок.

Миндаугас свернул на другую тропинку.

На траве и цветах поблёскивали крупные капли росы. Лунный свет превращал их в светляков, которые так любили воспевать поэты прошлых веков и влюблённые.

– В наше время мало кто из влюблённых бродит по ночам в саду, они скорее сидят в сетях интернета, – почему-то взгрустнулось ему. И воображение ужасающе ясно нарисовало огромную сеть, конца которой видно не было и всюду смутные силуэты людей, молодых, старых и совсем детей. И казалось, что паук прячется где-то совсем рядом и что вот-вот промелькнёт его ужасающая тень. Морис затряс головой, прогоняя видение.

– А ведь эта ночь так хороша! – захотелось Морису воскликнуть вслух. Но он воздержался.

Молча, он наслаждался тишиной и покоем сада, смиренно и бесстрашно готовящегося встретить приближающиеся холода и метели.

Жаль, что людям так часто не хватало и смирения и бесстрашия.

Шуру он нашёл в самом дальнем углу участка, где росли старые липы, которые Мирослава любовно сохранила при планировании и благоустройстве приусадебного участка.

Под липами в виде лодочки стояли на земле качели.

На одной стороне на скамеечке из дощечек сидел Наполеонов.

Морис забрался вовнутрь, сел на противоположную сторону, достал из кармана второе яблоко, вытер его и протянул Шуре.

Тот, молча, принял угощение и впился в него зубами.

– Ну чего ты, – тихо проговорил Морис.

– На душе паршиво, – отозвался так же тихо Наполеонов.

– Кто знает, может сегодня ничего не произойдёт ужасного и твоя интуиция вводит тебя в заблуждение.

– Не интуиция! – воскликнул Шура, – а логика! – он постучал костяшками пальцев себе по лбу.

– Логика, – не стал спорить Морис, – тогда тем более.

– Что значит, тем более?

– Логика не всегда предсказывает верное развитие событий.

– Что, значит не всегда?! Ты луну видишь?! – Шура ткнул пальцем в небо.

– Вижу.

– Вон как сияет, зараза! Была бы она фонарём, взял бы камень и бах! Никаких проблем.

Морис невольно улыбнулся, – помнится мне, что камень орудие пролетариата.

– А я, по-твоему, кто? – вскинулся Наполеонов, – вкалываю, как последняя лошадь!

– Не только лошади вкалывают, – неопределённо отозвался Морис.

– А кто же ещё?

– Мулы, ослы…

– Не обзывайся! Научился у Мирославы. Кстати, где она?

– Спать пошла.

– Подруга детства называется, – почему-то обиделся Наполеонов.

– Слушай, пойдём лучше чаю выпьем, – предложил Морис.

– Ну, его, – отмахнулся Шура.

– Там, кажется, в холодильнике пара «наполеонов» завалялась… – небрежно произнёс Морис.

– Что значит, завалялась? – тотчас встрепенулся Шура.

Морис пожал плечами.

– И ты молчал? – произнёс Наполеонов с укоризной.

– Я подумал, что ужин был сытным…

– Подумал он, – Наполеонов выбрался из лодочки, – пойдём!

– Куда?

– Чай пить!