Галина Романова - Красотка печального образа [litres]

Ну, множится его состояние день ото дня и что? Дальше-то что? Станет еще больше? Кому… Для кого…

Ну, стоит у него в пригородах одного из областных центров двухэтажный особняк с дюжиной спален и мебелью общей стоимостью с семизначное число. И что? Кому прыгать по этим диванам? Кому плескаться и визжать в бассейне? Девкам пришлым? Так надоели давно. И восторг их надоел, и сюсюканье, и услужливость, заведомо предсказуемая. Все надоело!..

Когда скуки ради он начал мотаться по сайтам знакомств и наткнулся там на фотографию Катерины, то вдруг подумал, что вот эта девица ему непременно нагрубила бы, если бы он…

Ну не важно, что бы он… Важно, что она глянула бы на него эдак, может, чуть высокомерно, может, с неудовольствием. И непременно сказала бы при этом:

– А не пошел бы ты, козел!

И вдруг захотелось ему такого вот отпора. Пускай даже грубости, но захотелось. И он принялся бомбить этот сайт, прилично проплачивая каждый свой шаг, приближающий его к желанной хамке.

Она ведь оказалась именно такой, как он себе представлял. Именно такой! И даже грамматические ошибки допускала в своих электронных письмах. А он читал и умилялся, как последний идиот. Ну, может, и не идиот, но умилялся.

Вот захотелось ему в свой дом такую грубияночку.

Блажь? Прихоть? Каприз?

Не-е-ет, ни то, ни другое, ни третье. Это было четко сформулированное желание. Желание, вылепленное временем, опытом и знанием человеческих душ.

Пускай кичлива Катерина, пускай эгоистична и взбалмошна. Лишь бы не было у нее стратегического плана по укрощению богатенького папеньки, как звали его и ему подобных бизнесменов длинноногие холодные сучки.

Ох, как он ненавидел таких! Как презирал!

У них же все на свете рассчитано, обмозговано, распланировано на десятилетие вперед. И брак с таким, как он. И беспроблемная жизнь, и отдых в самых дорогих и экзотических местах. Дети потом тоже планировались, но совсем не так, как ему того хотелось бы.

Дети у этих сучек ассоциировались непременно с няней. Никакого грудного вскармливания, никаких пеленок, никаких бессонных ночей. А по достижении нужного возраста, под зад им коленом в какой-нибудь Кембридж. Ну и что с того, что малыш скучает, плачет и просится домой! Привыкнет, ничего… Главное – престиж!..

Вся эта подло пахнущая светскость, перенесенная с паркетных полов званых вечеров к домашним очагам, вызывала у него устойчивую неприязнь к браку. К браку со светскими красотками или с особами себя к ним причисляющими.

Ему хотелось просто ввалиться домой поздним вечером. Швырнуть портфель у порога. Шумно выдохнуть, нашарить растоптанные непременно клетчатые тапки, такие были у него в студенческой общаге, кажется, целую вечность назад. Надвинуть их с кряхтением на ноги и тут же громко потребовать жрать!

Катька бы точно поняла его с полуслова, она же не лощеная вышколенная стерва, приученная невозмутимо реагировать на все проявления мужского деспотизма. Она нормальная, конкретная девчонка, не избалованная жизнью, которая тоже может позволить себе иногда сказать: «я жрать хочу» или, а «не пошло бы оно все».

Самойлов прекрасно понимал, что многие его не поймут. Но отдавал себе отчет в том, что ему глубоко плевать на их мнение.

Он давно состоялся! Он мало зависим от других! Он имеет право, и может теперь уже – хвала удаче, успеху и трудолюбию – позволить себе общаться только с теми, с кем ему приятно. И вот теперь ему совершенно точно, он был в этом уверен, хотелось жениться на Катьке-заразе, так называла ее подруга Александра. И хотелось, чтобы Катька нарожала ему детей, которые бы визжали в доме с утра до вечера. Чтобы жизнь била ключом, чтобы бурлила, а не стояла затхлой водой в забытом болоте.

Лишь бы только она была жива. Лишь бы не нашли ее с ножом между великолепных лопаток…

Черт! Он ведь так и не потрогал ее руками ни разу. Все по фотографии, все по переписке. Иногда даже закрадывался подозрительный испуг, а не монтаж ли это? Вдруг она совершенно не такая прекрасная, как выставляет себя на сайте. Но когда побывал в ее доме, поговорил с матерью и наткнулся глазами на пару ее портретов на стенах, понял, что попал. Как всегда попал в точку, поставив на эту девушку!

Катька была прекрасна! На домашних фотках она была даже много лучше, чем на тех, за просмотр которых ему приходилось платить. Она была милее, что ли, естественнее, раскрепощеннее и совершенно не играла. Она там просто-напросто жила.

А теперь вот вдруг может оказаться так, что она жить перестанет! Совсем и навсегда. И не будет тогда в его доме их общих детей и друзей их детей может не случиться тоже. И никто не швырнет ему в раздражении тарелку на стол с остывшим ужином и не огрызнется в ответ на его невольную грубость…