Ольга Баскова: Тиара скифского царя [litres]

Лейба и Шепсель слушали их сначала завороженно, представляя порт волшебным миром, но потом, повзрослев, лишь скептически ухмылялись: они знали, что пойдут другим путем, по другой дороге, но предпочитали помалкивать об этом.

Дивногорск, наши дни

Человек привыкает ко всему или почти ко всему. Потихоньку и Лиза привыкала к своему положению, но не знала, радоваться или огорчаться.

С одной стороны, для нее наконец началась сытая жизнь, она даже могла немного помогать родителям, от радости запившим еще больше. Сергей одевал ее как куклу, она готовила еду из дорогих продуктов, однако было еще и во-вторых, и это во-вторых включало в себя грандиозные пьянки Сергея, кончавшиеся стрельбой по бутылкам во дворе или ее избиением.

Когда мужчина, что называется, входил в раж, он забывал, что перед ним хрупкая девчонка, которой еще нет шестнадцати лет, и ей доставалось крепко, по-мужски.

Лиза лишь закрывала лицо от его ударов (иногда он пускал в ход ноги, и кроссовки больно врезались в ее худое тело), она потеряла счет синякам и переломам.

Протрезвев, Сергей и не думал извиняться, сгребал ее в охапку, как одну из вещей своего дома, и вез к знакомому травматологу, который, воровато озираясь по сторонам, накладывал ей гипс или перебинтовывал.

– Ты бы поосторожнее, Сережа, – напутствовал он сожителя. – Девчонка – кожа да кости. Убьешь когда-нибудь.

Предостережения доктора на него не действовали.

– Это проститутка, ты понимаешь? – Он масляно улыбался и сжимал кулак размером с голову теленка. – Грязная вокзальная проститутка. Да она должна целовать мне ноги за то, что я вытащил ее из грязи.

– Но не убивать же ее за это, – возражал доктор, манипулируя с Лизиными ранами.

– Все равно они кончают этим. – Сергей махал рукой, клал на столик пару зеленых, и они ехали в коттедж.

– Зачем ты привез меня сюда, если я тебе противна? – однажды спросила она. – Да, мне пришлось зарабатывать таким путем. Но я не успела… Появился ты. Ты взял меня девушкой, и тебе это прекрасно известно.

Он ухмыльнулся:

– Да, и это я сразу понял. Захотелось чего-то свеженького, невинного… а теперь ты для меня – лишь одна из них.

– Тогда отпусти меня, – просила девушка, но Сергей качал головой:

– Нет, дорогая. Ты мне еще не отработала.

– И долго? – интересовалась Лиза.

– Может, всю оставшуюся жизнь. – Он хватал ее за плечо, на котором красовался свежий синяк, и тащил в постель, а она глотала слезы и подчинялась унизительному совокуплению.

Иногда Сергей приводил гостей, таких же братков, как сам, с такими же девушками, как она, только, похоже, давно потерявшими невинность, и Лиза накрывала стол. Часто все это кончалось избиением несчастных женщин, которые, спрятавшись в предбаннике от разъяренных водкой сожителей, жаловались друг другу на судьбу.

– Ты же понимаешь, чем занимается твой благоверный, – объясняла ей Наташа, сожительница бугая Кости. – Мой иногда рассказывает, а иногда разговаривает во сне. Брр. – Она поежилась. – Лучше, конечно, этого не слышать. Они убийцы, понимаешь, и воры. Грабят и убивают. А убивают порой с особой жестокостью. Вот и расслабляются потом.

Лиза бледнела.

– Когда-нибудь они убьют и нас, – тихо говорила она, и девушки кивали.

– Скорее всего.

– Но тогда… – Лиза прижимала к горлу маленькие кулачки, – нужно бежать.

Они смеялись.

– Да куда ты убежишь? Все равно отыщет. Это для них раз плюнуть. Да и не хочется возвращаться к прошлой жизни. – Наташа вздыхала. – Лучше Костика потерпеть. Все-таки на «бэхе» черной возит и шмотки за валюту покупает. Да в ресторанах в лучших часто обедаем. За это и умереть не жалко.

Лиза была другого мнения. Умирать ей не хотелось, она и не жила еще. Пятнадцать лет – разве это возраст?

– А милиция? – робко говорила она. – Однажды их могут арестовать.

Девчонки хохотали, словно она сморозила что-то до одури забавное.

– Милиция? А тебе твой ничего не рассказывал? Да она же вся у них с руки кормится, – пояснила Наташа. – Если когда-нибудь возникнет вопрос, арестовать твоего Серегу или честного человека, милиция арестует второго. Тебе понятно?

Ей было все понятно и от этого горько.

Одесса, 1890 г.

Как и предполагал Шепсель, им пришлось поработать на отца ровно три года. Из родного дома не пришлось бежать, вызвав гнев Якова: судьба распорядилась иначе.

Болезнь унесла в могилу сначала горбоносую добрую Софу, в последние минуты жизни сетовавшую, что она оставляет мальчиков и любимого мужа, а потом и самого Якова, пережившего жену всего на полгода. Сапожную будку захватил старший брат, неплохой мастер, жена которого (и где он отыскал такое страшилище?) невзлюбила своих родственников, не желавших помогать ее супругу.