Геннадий Сорокин - Страх никогда не стареет

– Помнишь, где у теплицы встречались? Найдешь? Я тебе кое-что расскажу, а заодно обговорим детали договора. Девушке передай – амнистия. Москва согласилась. Все, пока!

Я сложил телефон и задумчиво посмотрел на хозяйку. Она вдруг дернула головой, и из носа у нее резко, потоком побежала ярко-алая кровь. Инна схватила стоящую пирамидкой на столе тряпичную салфетку и приложила к лицу. Все равно кровь успела закапать и платье, и грудь. Я взял со стола бутылку водки, подошел к ней и приложил к носу.

– Запрокинь голову, вот так. Сейчас пройдет, Инна, не волнуйся. От напряжения так бывает.

– Ты мне, медику, объясняешь, от чего кровь может носом пойти? – стараясь дышать ртом, сказала она. – Что тебе сказали?

– Амнистия. Москва согласна на обмен. Но, дорогая моя, всеобщий рай и благоденствие наступят только после того, как я решу. Так что, все в твоих руках. Мне-то, Инночка, никто не мешает шепнуть этим простофилям, что с чем надо сравнить. Тогда становится актуальным телефонный справочник. Он вон там лежит.

– Они сами не догадаются?

– Ты пока вне подозрений, это раз. Экспертизу можно самим инициировать и веревку подменить, это два. Мои московские боссы могут дать команду это сделать, это три. Я могу попросить боссов, приведя серьезные доводы, это четыре. К моему мнению прислушаются, это пять. Есть еще шесть, семь, восемь. У меня много чего есть и в ту сторону, и в эту.

– Я пойду переоденусь.

– Я провожу тебя.

– Ты мне не доверяешь? Думаешь, я вернусь с пистолетом? Да у меня его просто нет!

– В замечательном городе Новосибирске у меня проявилось странное влечение – смотреть, как раздеваются девочки, девушки, женщины. Честное слово, до этого такого пристрастия не было.

– Я отношусь к женщинам?

– Ну, не к девочкам же!

– Пошли, извращенец. А Наталья – это девушка? А девочка кто?

– Да так, знаете ли…

– Ты отцовскую любовницу раздел?

– Не надо все воспринимать буквально. Где бы я ее раздевал, не в ГУВД ли? Попросил всех выйти из кабинета и потными руками стал расстегивать на ней одежку? А она бы стояла и вместо того, чтобы завизжать, млела от счастья? Как ты себе вообще это представляешь?

Она кивком головы показала, что с ее стороны имела место глупость. Не отрывая салфетку от лица, она прошла в ванную комнату, размером немного меньше, чем в их особняке, но все равно большую. Там, со вздохом посмотрев на меня, стянула через голову платье и поместила его в корзину для белья, приготовленного в стирку. Окровавленная салфетка отправилась туда же.

– Как фигура? – Она изобразила модельную стойку.

– Нормально. Осталось только умыться.

К столу Инна вернулась одетая в халат, без бриллиантов, колготок и туфель. Оказывается, дома сенаторским дочкам можно ходить и в таком виде, а то я, ориентируясь по Наталье, думал, что они надевают колготки, как только выходят утром из душа, и снимают вечером, входя в него. После вынужденных водных процедур на лице Инны не осталось и следа от косметики. Самое время вернуться к столу для задушевной дружеской беседы.

– Инна, с чем едят лягушачьи лапки?

– Ты серьезно? Обычно вон с тем соусом. Сама-то я никогда не пробовала такую пакость.

Я достал из мисочки лапку, обмакнул в соус, целиком разжевал и проглотил. Костей, если они там и были, совершенно не чувствовалось. В общем, резиденту порекомендую.

– Давай наконец-то поедим, – предложил я.

Она согласно кивнула и стала на правах хозяйки потчевать меня привезенными из ресторана блюдами, которыми был уставлен стол. Если засидимся до утра, то будет чем позавтракать. Все съесть просто невозможно, а охранников она наверняка не подкармливает.

Солнце зашло за горизонт, быстро наступили сумерки. Инна включила настенные светильники, и наш ужин приобрел интимный антураж.

– С чего начать? – спросила она, предложив завершить трапезу кофе с ликером.

– С чего начать? Пожалуй, с того периода, где вы все вместе на фотографии в библиотеке: море, Крым, папа и мама с дочерьми на отдыхе. Начнем издалека.

– С того лета? Хорошо, давай с него. Этим летом я поступила в фармакологический институт в Москве. Тебе, наверное, уже рассказали, что я после окончания школы два года раздумывала, куда бы мне поступить. Наверное, это так. С другой стороны, передо мной был пример матери, которая с высшим образованием сидела дома, или Фаины, которая работала экономкой. Вообще, примеров, когда образование не дает ничего, – масса. Есть еще Мила, у которой вообще никакого образования, она даже среднюю школу не окончила, но, пока отец был жив, каталась как сыр в масле. В школе мне хорошо давались химия и биология, с другой стороны, я боялась вида крови. Вроде бы стоило поступать на лечебный факультет, но я выбрала фармакологию. После поступления я вернулась домой, и в августе мы все поехали на море. Но в том году с самого начала все пошло как-то наперекосяк. У отца по приезде с Севера стал развиваться какой-то синдром нелюбви ко всему азиатскому. Сам чистокровный башкир, он стал сторониться всего нерусского, и это проникло в семью. Мать у нас была русская, светловолосая и голубоглазая. Наталья зеленоглазая и светло-русая. Я же, сам видишь. И вот отец стал ко мне как-то прохладнее относиться, как к человеку, с которым живешь под одной крышей, но лучше бы не жить. В принципе, я это почувствовала еще за год до его приезда и поэтому твердо решила, что после его возвращения буду жить отдельно. Лучшего предлога, чем поступление в институт в другом городе, не придумать. Отцу было безразлично, где я буду учиться. Матери, наверное, тоже. Если тебя интересует, заметила ли я что-то в отношениях отца и Натальи, то ничего не заметила.