Керстин Гир - Замок в облаках

– Я был страшно на неё зол! Ведь это из-за неё ты лежала на полу конюшни без сознания, это из-за неё тебе пришлось столько всего вынести! Но я не мог ударить плачущую старушку. Даже если эта старушка – исчадие ада. Вместо этого я сделал ей самую большую пакость, какая только пришла мне в голову. Я сорвал с её пальца любимое обручальное кольцо и выкинул его через ворота наружу, в снег, чтобы хоть так ей досадить. Она немедленно прекратила рыдать и начала ругаться как пьяный извозчик. Ты не представляешь себе, какой у неё богатый словарный запас!

– Ты выкинул её кольцо?!

Бен кивнул с несчастным видом:

– Я же не знал, что это вещественное доказательство…

– Стоимостью в три миллиона евро… – добавила я.

– Что-о?! – Бен вытаращил на меня глаза. – Завтра, прямо с утра, мы непременно поищем его. Даже если нам придётся перелопатить каждый квадратный сантиметр снега перед конюшей. К счастью, в качестве доказательства оно уже не понадобится. Людвиги во всём признались, а показания Пьера и того типа в кожаных перчатках довершат картину. А теперь пошли. – Он протянул мне руку: – Пойдём на террасу к остальным. Иначе все фонарики улетят и нам не удастся загадать желание.

Я встала с подоконника. Голоса в баре затихли: пианист, по-видимому, устроил себе перерыв. С лёгким вздохом погасла люстра у нас над головами, а свечи, горевшие перед окнами, наоборот, запылали ярче. Однако всё это мне было не нужно: я и без того понимала, что мы с Беном потеряли кучу времени. Я подошла к Бену и обняла его за шею. Он, как и я, похоже, тоже решил, что китайские фонарики могут подождать. С тихим вздохом он притянул меня к себе и поцеловал – нежно, по-настоящему, так, что у меня закружилась голова.

Возможно, поцелуй Тристана в снегу около отеля навсегда останется самым необычным в моей жизни. Но этот поцелуй всё равно был лучше. Я знала: то, что происходило сейчас, было единственно верным.

Здесь, в горах, я особенно люблю сентябрь. В начале осени солнечный свет становится необыкновенно мягким, всё вокруг: зелень альпийских лугов, еловый лес и папоротники – словно подёрнуто золотой паутинкой, а Замок в облаках выглядит лучше, чем когда-либо.

По дороге из конюшни, где я кормила Жестика и Жилетика, я остановилась, чтобы полюбоваться башнями отеля во всей красе. Ровно триста шестьдесят пять дней назад я впервые увидела его. Завтра официально исполнится год с тех пор, как я сюда поступила. Никто, конечно, не признавался, но Бен и месье Роше в последнее время слишком уж оживлённо что-то обсуждали, замолкая на полуслове в моём присутствии, а Павел, у которого я пыталась выяснить, что всё это значит, немедленно менял тему разговора. Из всего этого я давно уже поняла, что они собираются как-то отметить этот факт и готовят мне сюрприз. Ну и ладно. Буду притворяться, что ни о чём не подозреваю, а в день сюрприза ка-а-ак удивлюсь!

Драматические события новогодней ночи отодвинулись далеко в прошлое. О них вспоминали всё реже, только старый Штукки всё ещё любил с горящими глазами рассказывать о том, как он лупил отвратительного господина Людвига по голове всем, что попадалось под руку, «а птм кк вржу ему кнской сбруей!». Невзирая на самые тщательные поиски, мнимое обручальное кольцо госпожи Людвиг так и не нашлось. Мы надеялись, что оно обнаружится самое позднее тогда, когда стает снег, но оно как сквозь землю провалилось. Хотя Людвиги по совету своего адвоката забрали назад свои показания, полиция располагала многочисленными другими доказательствами их причастности к делу, и их с лихвой хватило для того, чтобы признать обоих старичков виновными и засадить за решётку. Оказывается, изначально они планировали похитить не Дашу, а Дона, и потребовать с его отца чемодан с наличными в качестве выкупа. Однако, обнаружив, что под псевдонимом Смирновых в отель приехало семейство русского олигарха, владеющее украшением астрономической стоимости, они скорректировали свои планы и решили вплотную заняться малышкой Дашей. Кто знает, если бы их не подвела жадность, возможно, им удалось бы ещё раз остаться безнаказанными. Так или иначе, дело было закрыто раз и навсегда, и теперь Людвиги отсиживали длительный срок в тюрьме. Каждый раз, появляясь в отеле, чтобы проследить, как продвигается его реконструкция, Егоров рвался обнять меня, и каждый раз при этом на его глаза наворачивались слёзы. По всей видимости, так проявлялась его чувствительная русская душа.