Александр Рыбин - Паруса «Надежды». Морской дневник сухопутного человека

Полковник Сдобин попытался пригладить свой непокорный седой ежик.

— А я, признаться, не очень-то доверял поначалу твоему разгильдяю. Хотя эта комбинация с флешкой была придумана блестяще.

Илья вопросительно посмотрел на отца, не понимая, о чем это говорит полковник.

— Да это я о том, как ты вовремя отправил мне файл, с работами Магритта, Морзе, Сэссю и Косона, когда болтались на внешнем рейде у Пусана.

— А вот как ты умудрился передать это Катерине, для меня большая загадка — недоумевал Илья. — Или она…

— Ну, уж нет, если я всем твоим… — отец рассмеялся. — Ладно, не будем задевать трепетную душу поэта. Как передал — это отдельная история, Катерина об этом даже не догадывалась.

— Понимаешь, там, в Севастополе, она и словом не обмолвилась…

Илья вспомнил странное поведение Катерины, когда она везла его в Севастополь, чтобы он сел на парусник. Он не мог знать, как круто сжималась пружина, когда он два дня валялся в азовской больнице. Не мог он знать и о смене настроения Катерины, у которой на теле был закреплен радиомикрофон, и тем более не знал, что флешку, которую ему должен был передать кто-то из людей Оганесяна, передали люди из органов, да еще намекнули запуганной любовнице Ильи, кто истинный хозяин и распорядитель ее жизни, и не только ее. Они же посоветовали ей разместить на флешке для отвода глаз информацию о работах молодых художников.

Илья ни сном ни духом не ведал, что отец, в эти же два дня с оказией вылетевший из Владивостока, приземлился на военном аэродроме и ни люди ФСБ, ни тем более Катерина не знали, как он умудрился не только сканировать всю информацию с банковскими реквизитами и счетами со злополучной флешки, но еще и засунуть туда файл, который лет семь назад дурачась использовали как интеллектуальную игру, которая на сленге отца и сына звучала очень просто — SOS, спасите наши души. Тогда же определенные люди из ОКРО в Москве и Владивостоке начали новую операцию под кодовым названием «Номура», в противовес операции «Паруса Надежды». На кону было полторы сотни людей на паруснике, международный престиж государства и политическая зрелость и компетентность силовых структур. Ни в коем случае нельзя было допустить сбоя: уход влево или вправо неминуемо означал большой международный скандал, который некоторые структуры в Ленгли специально готовили. Когда провокация не удалась, параллельные структуры в Вашингтоне решили все-таки пойти на обмен информацией с Москвой и разработку совместной операции по пресечению международного наркотрафика.

— Главное — сигнал был получен. Хотя, как оказалось, ты там напортачил с этим курсантом. Не сносить бы нам головы, если бы не чудеса, которые иногда с нами случается…

— Ладно-ладно, полковник, — осадил его то ли шуточно, то ли нет отец Ильи. — Если я поручился — значит, всё должно было пройти точно по расписанию.

Сдобин рассмеялся:

— Буду посылать ходатайство о твоем награждении, парень. А может, к нам в органы?

Илья отрицательно помотал головой:

— Мне батю все равно не переплюнуть.

Полковник оценивающе оглядывал их обоих.

— Ну, ты все же подумай.

Он чуть помолчал.

— Что это у тебя, серьезно на корабле… как ее… Фуфаева Мария Николаевна?

— Степановна, — хмуро поправил его Сечин.

— Вот. Верно, Степановна. Хорошая девчонка, как бы чего не вышло. А то мы переживать уже начали.

— Хорошее прикрытие, товарищ полковник. Влюбленный кор респондент лучше просто корреспондента.

— Ну-ну! Я наслышан о твоих подвигах с особями женского полу.

— Это не тот случай…

— Ладно, ты не зазнавайся. Было, конечно, у тебя несколько проколов, но это потом, на разборе полетов. Сейчас отдыхай. Тут недалеко база для твоей реабилитации, до окончания дела посидишь там. Там все условия, как в раю. Груз-то еще в трюме, вот-вот должны за ним приехать. Ну а дальше… не твое дело. Батю отпускаю на два дня с тобой, для полной релаксации. Ладно, пока, машина уже ждет. Отдыхайте, общайтесь.

На Светланской в здании почтамта было пустынно. Илья достал из рюкзачка три небольшие, аккуратно завернутые в поли этилен коробочки, подержал их в задумчивости в руках, потом решительно направился к стойке. Но что-то его опять остановило. Нет, решил он для себя окончательно: все эти сувенирчики, которые он хотел отправить почтой Татьяне Владимировне в редакцию «Вечернего города», любимому учителю профессору Смирнову и бабушке, он должен передать им лично. Особенно бабушке. В антикварной лавке он обнаружил уникальную вещичку — старинную брошь. Старик-антиквар сказал, что брошь бесценная, с вензелем, так называемая брошь-маркиза, и не какой-то там винтаж, а настоящая работа конца девятнадцатого века. И, хоть безделица стоила кучу денег, Илья решил сделать бабушке подарок. Цепляло, конечно, предложение полковника Сдобина остаться во Владике и работать под прикрытием, но, с другой стороны, тянуло домой. Тем более и дома интересной работы хватало. Надо лететь домой, на Дон, а потом уж принимать решение: или начинать новую жизнь, с чистого листа, здесь, во Владике, или окончательно и бесповоротно — в Ростов. Одно он знал точно: домой возвращался совсем другим человеком.