Марина Серова - Принеси меня в жертву

Игорь завез меня домой и отправился на работу.

В моем правом виске с самого утра стучал маленький молоточек, напоминая о том, что если выпиваешь, то нужно знать меру. Несмотря ни на что.

Я села на диван, поставила рядом пепельницу и открыла ноутбук.

Итак, Игорь Мареев, одна тысяча семьдесят первого года рождения. Юрист, бизнесмен, предприниматель. Родился в Тарасове, учился в Москве, стажировался в Великобритании и Польше. Соучредитель и совладелец общества с ограниченной ответственностью «Первая свежесть».

Ага, вот и «близнец» Антона Саранского.

Кроме этого, о Марееве найти ничего не удалось. Фото было крайне мало, и то все с официальных мероприятий. Ни сведений о семье, ни случайных кадров.

Ну, понятно. За такими, как он, папарацци не бегают. Впрочем, о Саранском тоже мало говорят.

Мареев не знал, что я успела порыться в его мобильном.

Испытывая чувство жгучего стыда, ночью я добралась до его карманов и обыскала их все. Мне нужно было убедиться в том, что Наталья действительно не была с Шумским в тот вечер.

А еще я хотела точно знать, что она жива.

Список контактов в телефоне Игоря Мареева включал в себя очень много имен. Номера телефонов Антона и Василия я тоже нашла. Наконец-то добралась и до Натальи; номеров с таким именем я больше не нашла. Обнаружила также контакт неких Владислава и Елены. Просто имена, без пометок.

Сохранив информацию на своем телефоне, я вернулась к Марееву.

Он крепко спал и, услышав мое движение, подтянул к себе и обнял. Просто обнял и заснул дальше. И клянусь богом, только это мне и было нужно.

Набирая номер Натальи, я молилась о том, чтобы она сняла трубку, но был один момент, которого я опасалась: она могла бы не захотеть со мной разговаривать. Капризная девушка, которая только что рассталась со своим бойфрендом, она вряд ли была расположена к общению.

Вопреки моим опасениям трубку она сняла сразу же, а голос ее был спокоен.

— Здравствуйте, Наташа. Это Таня, мы вместе были у Шумских два дня назад. Помните меня?

— Помню, — сразу же ответила она. — Я еще похвалила вашу кофточку.

Надо же. А Мареев сказал, что на женский пол Наташу тянуло только тогда, когда она была нетрезвой.

— Вы можете сейчас разговаривать?

— Я плохо себя чувствую, — тихо ответила девушка. — Давление поднялось. Что-то срочное?

— О, простите. Тогда я попозже позвоню.

— Вы можете приехать, если нужно. Правда, я в таком затрапезном виде, а сил приводить себя в порядок нет. Вы же не просто так позвонили? Мы практически незнакомы. Получается, что речь о чем-то срочном, — сказала она.

— Не совсем срочное, но…

— Ой, да приезжайте, — раздраженно перебила она. — Хоть развеюсь.

Вот так вот легко, словно она заранее знала, что я не опасна.

— А куда ехать-то?

— Привольная, дом семь, четвертый этаж. Квартира одиннадцать. Подъездного кода нет — вырвали с корнем еще два года назад, поэтому в дом попадете без проблем.

Адрес показался мне знакомым.

— Это не тот ли дом, который хотят снести? — вспомнила я.

— Он самый. Они хотят, а мы не даем.

Дом на Привольной несколько раз хотели сровнять с землей, чтобы на его месте возвести гипермаркет. Соседние постройки уже снесли, но именно дом номер семь оказался тем самым камнем преткновения, из-за которого стройка так и не началась.

Он был не настолько ветхим, каким его пытались представить. Жильцы воевали с застройщиком и коммунальщиками не на жизнь, а на смерть. Выходили с пикетами, толпой преграждали путь бульдозерам, не подпуская их к дому на пушечный выстрел. Круглыми сутками сидели без света и воды, когда их хотели «выкурить» с помощью отключенных коммуникаций. Количество тех протестантов, кому пришлось провести ночь в полицейском участке, неуклонно росло, но инкриминировать задержанным что-то, кроме нарушения общественного порядка, полиция не смогла — действия жильцов не тянули на серьезные преступления.

Средства на выплату штрафов собирали всем миром.

Люди писали во все инстанции, обращались в прессу и даже создали сообщество в интернете, где рассказывали о том, что дело не только в доме.

Прямо за ним был старинный парк, переживший годы войны. Все жители Тарасова восхищались его красотой, которую удалось сохранить, кстати, на добровольные пожертвования граждан.

Не станет дома — не будет и парка, потому что он не выживет. Всем было ясно, что его выпилят, вырубят, уничтожат.

Я искренне поддерживала этих оптимистов и следила за новостями. Вот уж не знала, что Наташа тоже в числе храбрых воинов.