Кэролайн Грэм - Написано кровью

Громкий звонок вернул его в кошмарное настоящее. Пора было покидать безопасную раздевалку, его ожидал ужас спортзала. Уже выходя, Брайан увидел свое отражение в зеркале и отпрянул. Волосы стоят торчком, в глазах страх, зубы кусают нижнюю губу. Он был похож на какую-то странную разновидность сумчатых, притом на последней стадии белой горячки.

Клэптон умылся, промокнул лицо бумажным полотенцем, провел влажными руками по волосам и быстро прикинул, может ли не ходить туда. Не отправить ли ему сообщение, сказавшись больным? Это будет чистой правдой. Но нет, надо узнать, что там происходит, выяснить, что они собираются делать.

Брайан заставил себя пройти дальше по коридору, по которому прежде шагал с таким легким сердцем и проглотить подкативший к горлу комок. Ему пришло на ум выражение «захлебнулся собственной рвотой». Оно всегда казалось ему очень глупым. Чьей же еще рвотой можно захлебнуться?

Вот и дверь. В верхнюю часть вставлено толстое пупырчатое стекло. Матовое, но силуэты тех, кто внутри, обычно видны, особенно если они двигаются. Брайан приблизил лицо к стеклу и прищурился. Ничего. Там неестественно тихо. Обыкновенно он слышал смех, хриплые голоса, возню задолго до того, как подходил к дверям. Его окатило волной облегчения, волна отхлынула, и он остался на берегу, охваченный дрожью.

Он напомнил себе, что про шантаж придумал сам. Что касается присланных фотографий, да, эта злая шутка, видимо, должна была напугать его. Отомстить за некое высокомерие, которое им почудилось. Какова бы ни была причина, похоже, они поджали хвост. И все-таки лучше в этом убедиться. Он толкнул дверь.

Все были в сборе. В дальнем конце зала, около брусьев. Сидели по-турецки на полу с суровыми, каменными лицами, как воины на военном совете.

Брайан вспомнил, как однажды сказал им, что пустое пространство станет тем, чем его сделает актер. Сегодня не оставалось сомнений, чем стало пространство спортзала. Оно стало ареной.

И Брайан начал свой трудный путь к брусьям по бескрайней плоскости блестящего паркета. К ногам его, казалось, привязали гири. Он шел и шел, а расстояние между ним и ими не сокращалось. Но наконец это до странности медленное и унизительное путешествие подошло к финалу. Заглушив желание вписаться в их полукруг, то есть пристроиться рядом с маленьким Бором, Брайан сел один, лицом к ним.

Он немедленно пожалел, что опустился на пол, отказавшись от преимущества смотреть на них сверху вниз, с высоты пяти футов шести дюймов, но было уже поздно. Ему не хватило бы сил подняться.

Брайан глубоко вздохнул и попробовал выбрать из безумного и бессвязного лепета у себя в голове несколько уместных, резких фраз. Он пока не осмелился посмотреть на кого-то из них, и это была еще одна ошибка, потому что чем дольше он избегал смотреть им в глаза, тем глупее и трусливее им казался.

Дензил сказал:

— Пришел, значит?

— Да. О да, — Брайан засмеялся. По крайней мере, хотел засмеяться. Но получилось жалкое подобие смеха. Пародия на прежнее «уф-уф-уф».

Он обхватил себя руками, как будто защищаясь от их неприязни, однако в последний момент нервы сдали, и взгляд его скользнул в сторону Эди, которая сидела, прижавшись лицом к плечу брата. Никто не двигался, но Брайан чувствовал подпитывающую их энергию. Каждый из них подзаряжался от стаи. Его мать сказала бы, что они «подначивают друг друга».

— Ну что, народ… — начал Брайан и осекся, ощутив, что у него больше нет власти над ними. Он говорил едва ли не жалобно, как ребенок. Клэптон еще раз хихикнул, надеясь прочистить горло и обрести начальственный тембр. — Что это за дела?

Никто не ответил, и тогда он сказал:

— Если это такая шутка, должен сказать, что мне она не кажется забавной.

— Шутка, Брайан? — Дензил нахмурился, и паук на его бритой голове зашевелился. — Шутка?

— По-моему, — проговорил Ворот, — ваше ничего нет забавного в изнасиловании пятнадцатилетней девочки.

— В изнасиловании?! — Брайан чуть не потерял сознание. Он не упал только потому, что оперся руками о пол позади себя и перенес на них вес тела. В ушах стоял гул, и хотя гнев удерживал Брайана от обморока, ему казалось, что сердце его норовят выкачать насосом из груди. — Это… не… правда…

— Вы ж видели доказательства?

— Картинки.

Картинки эти все время теперь стояли у него перед глазами. Ее измученное треугольное личико, глядящее прямо в камеру. Тоненькая фигурка, которая покорно скрючилась на краешке дивана, как будто ожидая наказания. Брайан с горечью вспомнил свою прежнюю убежденность, что Эди ни за какие коврижки не стала бы участвовать в таком спектакле.