Ольга Олушева - Возраст дожития [litres]

– Конечно, разобрались и выпустили. А ты думал, я преступник?

– Так многие думали, тут же деревня, все все знают друг о друге. За что хоть забирали? Говорили, ты какое-то отношение имел к торговле травкой. Вроде даже тайно встречался с бабой, которая мужиком прикидывалась.

– А давай ты будешь спрашивать у своего брата. Я у этой Айшат только кукол покупал, для детского дома, мы с женой хотели там кукольный спектакль малышам показывать.

– А ночью зачем?

– Ну как она смогла, так и встретились, между прочим, там и жена моя была, она на дороге поодаль стояла.

Саша, пробегая мимо сидящего брата, кивнул ему и молча, слегка сбавив шаг, вошел в кабинет начальства. Там он пробыл около десяти минут, выскочил уже без тонкой пачки исписанной бумаги и устало плюхнулся ни стул, рядом с Егором.

– Все, дожал. Во всем этот старый дурак сознался, – проговорил он, потом посмотрел на сидящего брата и добавил: – Прав был друг Олега Петровича, надо было просто надавить на него, он сразу «поплыл» и все написал. Даже не пришлось блефовать. А тебе, Васька, надо выговор объявлять!

– Это еще за что, мало того что в город как преступника увозили, так теперь еще и выговор?

– За то, друг мой, – весело сказал Саша, – что сразу не поделился планами относительно детского дома. Разве бы мы не помогли! И еще кое за что, но это не для чужих ушей.

– А за это, что не для «чужих ушей», я, между прочим, благодарность от руководства имею, и в личном деле тоже. Меня скоро твоим напарником сделают, а на мое место другой придет.

– Так ты хочешь по участку бегать, отчеты писать и постоянно огребать от начальства выговоры? Ну, ну, я на твоем месте сто раз бы подумал.

– Я хочу… да порядок в деревне должен быть! Чтобы никто никого не убивал, не поджигал, и вообще, люди должны жить спокойно, а не шарахаться друг от друга по вечерам.

– Уважаю, только моим напарником ты не будешь, я в город перехожу работать, оперативником. Только что был у майора, он подписал рапорт задним числом, теперь я в оперативном отделе.

– Не понял, – встрял Егор. – Уезжаешь, что ли, ты где жить собираешься?

– Пока тут, а потом, может, в Сергиев-Посад переберусь.

– А как же мама? Как я?

– Егор, тебе сколько лет, ты решил до старости на мамином и моем горбу ехать? Ты же взрослый мужик, как тебе только в голову подобные вопросы приходят. Если тебе постоянно нужна подпорка, как плющу, то это не ко мне. Что касается мамы, если захочет, то ко мне переедет, видишь, я, можно сказать, и дом и землю на вас оставляю, соглашусь с любым вашим решением. Даже если вы захотите все продать, и тогда ни слова не скажу. Пойми, у меня, может, карьера только начинает складываться, я не хочу всю жизнь провести на одном месте. А тебе скажу вот что, если вернешься к старому, я не стану тебя поддерживать и стараться не дать утонуть во всей этой грязи. А начнешь новую жизнь, во всех отношениях новую, я помогу. И мама тоже поможет, я уверен.

– Мне помощь не нужна, я сам решу все свои проблемы, к тому же новую жизнь я уже начал и к старому не вернусь, а задал я этот вопрос по привычке, привык за последнее время, что все дома. Но ты прав, невозможно всю жизнь топать по узкой тропинке, надо на дорогу выходить. Ты расскажи лучше, как допрос прошел, Сергей Михайлович сознался, это я понял, а что послужило причиной?

– Давай, только коротко, мне еще старика везти в город, – и Саша кивнул куда-то в сторону головой.

– Я сразу ему сказал, как друг Олега Петровича советовал, что мы все знаем, что он везде оставил отпечатки, потожировые, короче наговорил сто слов, он поверил и начал рассказывать. Правда, сперва кочевряжился, мол, я и не был в конце улицы, зачем мне туда ходить. Я тогда говорю, нашли мы камень, которым он ударил Иванникова, тут он возьми и ляпни:

– Не могло такого быть, поскольку камень я с собой унес, помыл и закопал у забора.

– Я ему со смехом говорю: вот ты и сознался! Тут он за голову схватился и начал каяться. Надоело, говорит, что у нас не деревня стала, а невесть что. Мужики пьют, того и гляди новый пожар случится, а потом этот идиот стал петарды запускать. Я же его предупредил, что может случиться, специально сарай поджег, чтобы он прочувствовал, как это страшно, все потерять.

– Ладно, с ним более или менее ясно, а что с участковым вы не поделили?

– А твой «участковый», старик специально это слово произнес издевательски, не ментом был, а сволочью последней. Это же надо додуматься, в соседней деревне траву свою поганую продавать, я сперва не знал ничего. Свояк рассказал, он там живет. Они вначале никак понять не могли, что с мужиками делается. И не пахнет от них водкой, а мозги совсем разжижились. Потом стали соображать, откуда такая напасть, а когда один из этих мужиков стал орать как сумасшедший и чертей ловить, тут до них и дошло. Что больно часто у них под вечер стал Сергей появляться, а что ему там делать? Вот то-то и оно, полюбовницы у него там не было, да ему Люська и не позволила бы, друзей тоже, в магазин ихний зайдет, тихо переговорит с хозяином, и в подсобку. А уж что они там делали, неизвестно. Все это я бы пережил, может, написал бы куда следует и все, но стали пацаны лет десяти странно себя вести. А уж когда я у нас в деревне такое заметил, все, терпение мое кончилось. Да еще тут Клавдия со своей местью, ну, думаю, баба смогла, а я не смогу, что ли? Пришел я к нему утречком пораньше, сперва хотел поговорить по-хорошему, а потом передумал. Он мужик взрослый, чего ему прописные истины повторять, не стал я с ним разговаривать, подошел сзади, накинул петлю на шею и придушил как бешеную собаку. Вот и весь мой сказ, Нину, жену мою, жалко, она совсем нервная стала от всех этих событий. Ты не думай, она ничего не знала. Коли знала бы, то меня на такое дело не пустила никогда. Я с ней пятьдесят три года прожил, знаю. Теперь буду доживать в тюрьме. Ничего, жил я человеком и умру, ни о чем не жалея.