Александр Грич - Вилла мертвого доктора

Олег глядел на молчаливо шагающего по комнате конгрессмена Мэлвина Рэдфорда и вспоминал, как он общался в Москве с замечательными актерами, которых знала вся страна. Сперва он познакомился с Курильским, потом — с Гребельским. По ходу следствия о пропаже драгоценностей из квартиры знаменитой актрисы Олегу пришлось долго и подробно беседовать с каждым из них. И Потемкин все задавал себе вопросы — что не так в общении с этими умными и доброжелательными людьми? Да нет, все было нормально… Просто Потемкин не переставал спрашивать себя — какую именно из своих замечательных ролей играет, разговаривая с ним, его собеседник?

Вот и с Рэдфордом так.

— Знаете, не все и не всегда определяется родством. — Рэдфорд остановился напротив и взглянул Потемкину прямо в глаза. — Признайтесь, вы ведь сейчас думали о том, когда этот чудак из конгресса, то есть я, оставит вас в покое со своими хорошо выученными речами и даст вам спокойно работать. — Он поднял руку, как бы отгораживаясь ладонью от протестующего жеста Олега. — Вы — профессионал и еще наведете обо мне справки. Скажу доверительно: я занимаюсь политикой больше двадцати лет. Как вы понимаете, за это время случалось всякое. Но никогда я не обращался к полицейским или следователям с теми просьбами, с какими обращаюсь сейчас к вам. Никогда — за двадцать лет. Убедительно?

Он снова прошелся по комнате.

— Во всяком случае, ничего убедительней я придумать не могу… Мотивы? Ричард Фелпс был человек редкий. Он был человек, я бы сказал, не от мира сего. Нет, все у него в жизни было, как у нормального человека, ни святым, ни отшельником, ни тем более монахом он не был. Но, поверьте мне, по роду работы я встречаюсь с разными людьми. С сотнями людей, я бы сказал. А второго такого Фелпса не было и не будет.

Потому что у Фелпса были принципы, от которых он не отступал никогда, ни при каких обстоятельствах. И все, кто знал его, знали эту его особенность. А если не знали — то чувствовали. Он помогал мне не раз избираться в конгресс. Люди в нашем округе его знали и ему верили как никому другому… Это продолжалось много лет. Я и на следующих выборах на него рассчитывал.

— Мэл, мне тут говорили о другом замечательном враче, который погиб при неясных обстоятельствах.

Рэдфорд поднял на Олега тяжелый взгляд — то ли припоминая что‑то, то ли проверяя, почему задан вопрос.

— Это вам наверняка о Ленни Квинсе наболтали. А чего тут неясного? Он был алкоголик — а это, знаете ли, приговор. Так он и жил, так он с собой и покончил. И никаких сравнений с Ричардом Фелпсом тут быть не может. Тут и говорить не о чем.

Конгрессмен сел и облокотился на стол совсем по‑домашнему.

— Помогите мне… — сказал он тихо. — Я уверен — вы сможете.

Он поднялся, поправил галстук и протянул Потемкину руку.

— Я уверен, сэр, — голос его снова звучал как с трибуны, — уверен, что вы приложите все усилия для немедленной поимки этих ублюдков и торжества справедливости!

Это уже опять говорил конгрессмен Рэдфорд.

Рукопожатие его, конечно, было энергичным и крепким.

Когда за ним закрылась дверь, Олег подумал, что забот у него и его помощников теперь точно прибавится.

Уоррен Митчелл, предыдущий хозяин особняка, согласился на встречу сразу. Он принял Лайона у себя дома, в десяти минутах езды от Шеппард‑Хауза. Небольшой двухэтажный домик постройки пятидесятых годов прошлого столетия, когда город Лос‑Анджелес стал всерьез осваивать долину Сан‑Фернандо. Теперь эта долина — по существу, отдельный огромный город с пятимиллионным населением. Лайон знал, что у предприимчивых политиков в конце прошлого века даже возникла идея — официально отсоединиться от Лос‑Анджелеса и создать совершенно независимую городскую структуру. Однако жители при голосовании высказались решительно против.

— На хрена мне еще дополнительных бездельников кормить? — сказал тогда Лайону знакомый электромонтер. — Ты считаешь, они о нас думают? Хрена! Они думают, как создать новую структуру и взятки собирать… Нет, уж лучше я буду терпеть тех, кто уже есть, раз с ними ничего сделать не могу.

Наверное, так думал не только он один — во всяком случае, вопрос этот был похоронен и больше не возникал.

— Да, — сказал Митчелл, указывая в окно, откуда открывался прекрасный вид на застроенную долину. — Вы — человек молодой и не можете помнить того, что у нас, стариков, в памяти… Представьте себе — никаких построек, никаких городских кварталов, а бескрайние рощи — апельсиновые, глядишь в это окно — два цвета: оранжевый и изумрудный… И редко — черепичная крыша. Застройка настоящая, массовая, здесь началась только после войны. А прежде тут была апельсиновая долина…